Маргит Сандему

Околдованная

1

Осенним вечером 1581 года, когда морозная мгла смешивалась с кроваво-красным заревом заката в небе над Тронхеймом, две женщины, не знакомые между собой, брели по улицам города.

Одну из них звали Силье. Это была девушка, которой едва минуло семнадцать лет. Недоуменный взгляд больших глаз выдавал муки голода и одиночества.

Пытаясь защититься от холода, она втянула голову в плечи и спрятала посиневшие кисти рук в складках мешковатой одежды. Поверх изношенных башмаков она намотала меховые лохмотья, а на красивые волосы орехового цвета натянула шерстяную шаль, в которую она обычно куталась, располагаясь на ночлег.

На узкой улице Силье отпрянула от трупа. Еще одна жертва чумы, подумала девушка. Эта чума, бог весть какая по счету за это столетие, унесла всех ее близких, а ее заставила скитаться и искать себе пропитание.

Отец Силье был кузнецом в большом поместье к югу от Тронхейма. Когда отец, мать и все ее сестры и братья умерли, Силье выгнали из маленькой лачуги, в которой они все ютились. Какой прок был от молоденькой девушки в кузнице? Впрочем, Силье покинула поместье с чувством облегчения. У нее была тайна, которую она никогда никому не доверяла, глубоко похоронив ее в своем сердце. На юго-западе находились удивительные горы, которые Силье называла «Страной теней» или «Вечерней страной». Когда она была ребенком, то их каменные громады пугали и очаровывали ее. Они находились так далеко, что были едва различимы. Но когда лучи вечернего солнца падали на их поверхность, то горы проступали с удивительной четкостью, и их вид будоражил живое воображение девочки, Она могла рассматривать горы часами, испуганная и завороженная одновременно. Тогда она видела их, безымянные существа, обитавшие там. Они поднимались из долины между горными вершинами, осторожно скользили по воздуху, приближаясь к ней все ближе и ближе, пока их глаза не встречались с ее глазами. Тогда Силье убегала и пряталась.

Между тем эти существа не были безымянными. Жители хутора судачили о горах всегда вполголоса. Услышанное от них и было, видимо, тем, что напугало девочку и разбудило ее фантазию.

— Никогда не ходи туда, — твердили они, — там чародейство и зло.

Люди Льда — не люди, они — порождение холода и тьмы. Горе человеку, который приблизится к местам их обитания!

Люди Льда? Да, это знакомое название, но только Силье видела их парившими в воздухе. Она никогда не знала, как называть эти существа. Не тролли, нет, это не они. Может быть, нечто вроде дивов или духов бездны? Однажды она слышала, как крестьянин обозвал лошадь демоном. Это слово было новым для нее, но ей казалось, что оно могло бы им подойти.

Ее фантазия о «Стране теней» так разыгралась, что она часто грезила о ней в беспокойных снах. Горы пугали ее, поэтому, когда она покидала поместье, то направилась к Тронхейму, туда, где были люди. Там она надеялась найти помощь в своем одиночестве и нужде.

Однако очень скоро она поняла, что никто не хотел принимать в свой дом посторонних в то время, когда спутницей людей, скитающихся по стране, была чума. И не здесь ли, на этих узких грязных улочках с тесно стоящими домами, эпидемия свирепствовала особенно жестоко?

Даже попытка проскользнуть в городские ворота отняла у нее целый день. В конце концов это удалось. Она стояла в очереди с несколькими семьями, которые проживали в городе, и прошмыгнула мимо стражника. Однако, когда Силье оказалась уже в городе, она не смогла получить никакой помощи. Ничего, кроме черствых хлебных корок, которые ей иногда бросали из окон. Этого хватало только на то, чтобы не умереть с голоду.

Со стороны площади с кафедральным собором раздавались пьяные возгласы и шум. Силье устремилась было туда, наивно желая быть среди других ночных скитальцев. Но очень скоро она поняла, что это не место для хорошенькой молодой девушки. Ей долго не удавалось стереть из памяти тяжелое впечатление, которое оставила встреча с чернью.

После многодневных скитаний у Силье ныли ноги. Бесконечно долгий путь до Тронхейма отнял у нее много сил. Не найдя в городе помощи, она ощущала растущее болезненное чувство безнадежности.

Она слышала, как пищат крысы в помещении у ворот, куда она было направилась, чтобы устроиться на короткий ночлег, и побрела дальше. Ее внимание привлекло зарево костра за городской оградой. Огонь означал тепло. Пусть даже это костер, на котором вот уже три дня и три ночи сжигали трупы, а рядом с ним площадь, где совершались казни.

Она стала быстро читать про себя молитву: «Господи, защити меня от всех блуждающих духов. Дай мне мужество и силу в твоей вере, охрани меня. Мне так нужно согреться у костра, чтобы совсем не замерзнуть».

С трепещущим сердцем, устремив взгляд на манящий источник тепла, Силье направилась к западным городским воротам.

В то же самое время в тех же местах появилась молодая знатная дама Шарлотта Мейден. Она опасливо ступала в своих шелковых туфельках по грязным улицам, где мороз сковал сточные канавы и их содержимое осталось лежать под ногами. Дама несла в руках хорошо упакованный сверток. Незаметно ускользнув из отцовского дома и пробираясь к городским воротам, она напевала танцевальную мелодию, пытаясь не думать о том, что собиралась сделать. Идти вперед ей было трудно. Губы ее побелели, пот выступил на лбу, над верхней губой и увлажнил волосы.

Она еще не понимала, как ей удалось скрыть свое состояние в эти невыносимые, наполненные страхом месяцы. Она всегда была маленькой и тонкой, и изменения в ней казались незаметными только благодаря тому, что ей на помощь пришла мода, с корсетом, кринолином и платьем особого покроя. Кроме того, она всегда сама шнуровала свой корсет жестко, до боли. Никто, даже ее собственная камеристка, ни о чем не догадывались. Как же она ненавидела эту растущую внутри нее жизнь, результат случайной связи с несравненным датчанином — придворным короля Фредерика! Этот датчанин был женат, о чем она узнала лишь позднее. Потеряла голову один единственный раз — а в наказание вся эта беда, тогда как он продолжает безнаказанно порхать и веселиться. Она попробовала все средства, чтобы покончить с этим вторжением в ее жизнь. Сильнодействующие травы, прыжки с большой высоты, горячие ванны, кроме того, она даже была летней ночью в четверг на кладбище, где выполняла ужасные тайные обряды, о чем потом только сожалела. Однако ничто не помогало. Омерзительное существо в ее чреве цеплялось за жизнь с дьявольским упорством. Удивительно, однако, что именно теперь она чувствовала не жгучую ненависть к нежеланному существу, а нечто совсем другое: теплоту, скорбь и тоску…

Нет, она не должна об этом думать. Нужно только идти, идти дальше, избегая немногочисленных прохожих.

Как холодно, бедный маленький… Нет! Нет! Она заметила в переулке молодую девушку, почти ребенка, и быстро спряталась в проезде ворот. Девушка прошла мимо, не видя ее. Она казалась такой одинокой, что Шарлотта почувствовала сострадание. Однако сострадание — чувство, которого она теперь должна решительно избегать. Не быть слабой!

Она должна поторопиться, чтобы пройти обратно через ворота до того, как их закроют в девять часов. Стражи она не опасалась, придумав заранее наряд, в котором она должна была сойти за прислугу: никто не должен был узнать в ней знатную фрекен Шарлотту Мейден.

Наконец, вот и ворота. Стражник остановил ее. Держа сверток в руках, Шарлотта пробормотала: «Вот еще один умер. Должна отнести его туда…» Привратник махнул рукой, уже не глядя на нее.

Теперь перед ней был лес, силуэты елей рисовались на фоне зарева костров. В этот морозный вечер светила луна, так что найти дорогу было нетрудно. Если бы она не была такой уставшей!

Ей было нехорошо, она чувствовала со страхом, что теплая липкая жидкость пропитала платок, которым она пыталась остановить кровотечение. Она родила ребенка на сеновале напротив конюшни, держа в зубах кусок дерева, чтобы не кричать. Потом, изнуренная, пролежала там довольно долго, прежде чем, не глядя на ребенка, завернула его и поднялась на дрожащие ноги. Она не обратила внимания на пуповину, какое ей дело было до этого ребенка, а его тихий жалкий писк заглушала платком. Ребенок был жив, время от времени она чувствовала, что он слабо ворочается. Хорошо еще, что он не закричал у городских ворот!