– Мы будем рады этому, – хозяин понизил голос. Виллему в это время подошла к губернатору, предлагая наполнить его бокал. – Я слышал, у вас неспокойно?
– Да, – ответил губернатор из-под своего огромного парика. – Один из моих фогдов охотится за двумя убийцами, которые, как он полагает, связаны с молвой о восстании. Я всего толком не понял. Вы не встречали в округе подозрительных людей?
– Убийц? Нет.
– Одного, кажется, зовут Виллему. Лет шестнадцати. Очень опасен.
Виллему пролила на пол вино. Но никто, слава Богу, этого не заметил. Она замерла. Готова была бежать со всех ног, когда прозвучал ответ хозяина.
– Такой молодой? Виллему… Нет, такого мальчишки мы не встречали.
Почти не веря, она облегченно вздохнула. Спасена, благодаря своему необычному имени!
Она знала, что именем Виллему нарекали как девочек, так и мальчиков. Так же, как именами Зигфрид, Брюнхильд, Кай, а за границей Эвелин и Мария. Наверняка много существует и других подобных имен.
Во всяком случае, она сердечно благодарна этому имени. Сейчас она его любила.
Никто не установит связи между служанкой Мерете и дикой убийцей Виллему.
Дома, в уезде Гростенсхольм, Калеб пришел в Липовую аллею к старому Бранду и тяжело сел на стул. За последние месяцы он заметно постарел.
– Ничего? – спросил сочувственно Бранд.
– Ничего. Словно провалилась сквозь землю. Нет, это не хорошее выражение, я не имел это в виду.
– Ты сообщил Габриэлле?
– Нет еще. Не хватает смелости. Все надеюсь, что Виллему появится. Она моя единственная дочь, дядя Бранд. Мое единственное дитя!
– Она обещала вернуться к весне, – осторожно напомнил Бранд. – Верь в это!
– Я не могу ждать, сидеть, сложа руки, в то время как моя маленькая девочка… Почему нет от нее вестей? Почему? Спасибо Богу за Никласа и Доминика! Они, не прекращая, ведут поиск. И Ирмелин тоже, но в ближайшей окрестности.
– Хорошо, что Доминик остался. Прекрасный мальчик, внук Тарье.
– Да. Безумно жаль, что она не знает главного! Прокурор освободил Виллему от ответственности за убийство, ибо она совершила его, защищаясь.
– Дело двигается к восстанию, тебе это известно?
– Да, – ответил Калеб и устало провел рукой по лбу. – Стражники фогда стали такими нервными, что стреляют по всему, что двигается. И в этом, кажется, замешана Виллему! Этого я не понимаю. Как она могла?
– Думаю, поэтому она и скрывается, – задумчиво произнес Бранд. – Они вынудили ее к этому. Так как она объявлена в розыск за убийство, и потому, что знает слишком много о повстанческом движении. Как ты думаешь?
– Может быть. Скорее всего так и есть.
– Нельзя забывать и то, что в Виллему течет кровь Суль. Скажем, она сильно влюбилась.
– Неужели она может влюбиться в этого ужасного Эльдара из Черного леса? – воскликнул Калеб.
– Многое говорило об этом уже тогда, когда она работала на строительстве конюшни. На это мы обращали внимание и потом, но было уже слишком поздно. А мужчина он представительный, самоуверенный, с этим ты должен согласиться. Именно такой тип, какой может понравиться романтичной, избегающей реальной жизни Виллему. Она же еще ребенок. Видимо, не слышала о его дурной славе.
– Если только он тронет мою дочь, удушу его собственными руками.
– Едва ли он настолько глуп, – сказал Бранд. – Это может обойтись ему слишком дорого.
Калеб посидел некоторое время молча. Затем поднялся и подошел к окну. Взгляд его был направлен на голую липовую аллею, но он ничего не видел.
– Что вам, дядя Бранд, известно о восстании?
Старик вздохнул.
– Не очень много. Только то, что в народе идет брожение, но оно было всегда, от случая к случаю в различных районах. Не приобретая настоящей мощи. А сейчас дело посерьезнее. Не только фогды ведут себя очень жестоко, но и часть губернаторов. Правда, наместник Гюльделеве человек хороший. И то, что восстание еще не вспыхнуло, – его заслуга.
– Да, – согласился Калеб. – Народ уважает его. Но ненавидит фогдов. Он хочет видеть Норвегию независимой.
– А ты этого не хочешь?
– Все мы хотим, но не путем насилия.
– Именно так. Мы должны добиваться свободы с помощью переговоров. – Бранд задумался на мгновение и затем продолжал: – Создается впечатление, что у них ничего не получится.
– Что говорит Доминик об этом? Он же швед, посторонний.
– Он редко здесь бывает. Все время в поездках, ищет следы Виллему. Но когда был здесь в последний раз, он упоминал о восстании…
– Ну и?
– Он слышал, что повстанцы намерены нанести удар по одному поместью в Ромерике.
– Это же где-то далеко. Но почему?
– Точно он не знает, но они упоминали одного из губернаторов.
– Губернатор там не живет.
– Нет. Но у него там друзья.
– Как называется поместье?
– Он не знает. И все это слухи. Во всяком случае, разговоры о восстании взволновали его. В связи с Виллему.
– Мы все волнуемся, – воскликнул Калеб. – Если бы она была дома, я воспринимал бы все это довольно спокойно. А сейчас кажется, что она может находиться в центре этой дьявольской каши.
– Нам ничего не известно, – произнес Бранд, успокаивая его. – Может, она вовсе и не замешана в этом?
– О, да. То, что Эльдар из Черного леса участвует в движении, нам сейчас хорошо известно. И как бы мне ни противна была эта мысль, я думаю, что Виллему там, где находится этот бессовестный негодяй.
– Господь, будь милостив к ней, – тихо сказал Бранд.
10
Виллему, смертельно уставшая после очередного приема гостей, свалилась на кровать.
Однако среди ночи она проснулась. И поняла, почему. Снова она услышала приглушенные крики о помощи.
Она подошла к отверстию в стене, уверенная, что крики идут из подвала.
Но она ошиблась. Стояла лунная ночь, и в свете луны она увидела, что унылая процессия двигалась далеко в поле.
Но крики о помощи шли не оттуда. Даже не из подвала старого сарая. Они раздавались с другой стороны, из другого дома, которого она не могла видеть с этой стороны здания.
Виллему видела, что ночь уже кончается, но рассвет еще был далеко. Процессия двигалась по пути от двора.
На мгновение она растерялась. Была такой усталой, что едва двигала руками, однако это не остановило ее.
Она оделась, на этот раз тепло, и выскользнула на улицу, в надежде, что жуткие крики отвлекут от нее внимание жильцов дома. Ужасно, если ее застанут на улице в это время. Но они могли и не слышать ничего, потому что только ее комната находилась на этой стороне.
Она услышала стон человека, потерявшего всякую надежду, и исходил он из небольшого дома, заслоненного другими дворовыми строениями.
На всякий случай Виллему взяла с собой незажженный фонарь и кресало. Дрожа от осеннего холода она торопливо кралась вдоль стен домов, стремясь добраться до группы малых строений. Скоро выпадет снег, думала она. Вчера вечером западный край неба был огненно-красным. Обычно это является предупреждением о ветре, а может быть, и о шторме. Уже сейчас ветер был пронизывающим.
С удивлением она вдруг поняла, что дело уже идет к декабрю.
Подготовка к Рождеству прошла почти без ее участия, поскольку она должна была находиться почти все время в доме, никогда не входить в кухню и тем более на улицу. Она уже видела, как в дом вносили мясо, но забой скота происходил в абсолютной тишине. Может быть ночью? Во всяком случае, она была благодарна за это. Виллему по чувствительности напоминала Силье. Сердце ее обливалось кровью, если они видели, как убивают животного. Многие потомки Силье унаследовали такое чувство. Например, Доминик.
При мысли о теплом спокойствии Доминика все существо Виллему охватила тоска, хотя она вспомнила, как иронично он всегда относился к ней, как она возмущалась его высокомерием и специфическим поведением.
Она добралась до группы малых строений и застыла в ее центре.