— Что произошло, Эльсбет? — тихо спросила мать.

— Я не знаю, — ответила камеристка. — Я ничего не понимаю. Она говорит только, что слишком поздно.

— Слишком поздно, Шарлотта? Слишком поздно для тебя найти мужа? Ерунда, тебе всего двадцать пять лет.

— Нет, нет, я не хочу выходить замуж, — закричала Шарлотта. — Никогда! Нет! Никогда!

Ее мать была растеряна.

— Ты сидишь слишком много в помещении. Завтра мы совершим поездку в лес. Там так…

Эти слова вызвали у Шарлотты дикий крик ужаса. Она хватала воздух и билась в истерике, пока не упала на красиво вышитые подушки совершенно обессиленная.

— Может быть, вызвать цирюльника и попросить поставить банки? — пробормотал отец Шарлотты. — Может быть, следует очистить кровь от злых духов?

— Нет, — устало сказала Шарлотта. — Уже все прошло. Это был только кошмар.

Теперь слышалось только приглушенное всхлипывание. Озабоченные и опечаленные, покинули родители комнату дочери.

— Явно, это только женское недомогание, — слышался в коридоре голос матери Шарлотты. — Это скоро пройдет.

Они осторожно закрыли за собой двери. Но Шарлотта знала, что ничто не пройдет, за исключением ее истерики. Она знала, что всю свою жизнь будет мучиться из-за кровоточащей раны в груди и из-за страха. И что мысли, мысли будут точить ее, приходить к ней в одинокие ночные часы в образе молчаливых младенцев.

5

В последнее время Силье бывала в церкви три раза в неделю. Бенедикт хотел бы, чтобы она работала с ним каждый день потому, что надо было поторапливаться. Прихожане приставали к нему с вопросами, скоро ли он закончит. Он был зол на «невежественных, некультурных варваров, не понимавших, что на художников нельзя давить».

Однако Силье хотелось также быть с детьми, не потерять с ними контакта. К тому же, она хотела разгрузить пожилых женщин, занятых работой на хуторе. Каждая из них выбрала себе по ребенку, которого опекала, и они, казалось, не очень-то возражали против поездок Силье в церковь. Женщины были в таком восторге от детей, что Силье часто про себя улыбалась.

— Бедные старые девы, — сказал Бенедикт. — Это их новая весна.

— Но Суль, во всяком случае, очень трудный ребенок, — возразила Силье. — Они же не мои дети, но я их люблю и…

Она досадовала на себя, что так мало видела Дага. Им занималась Грета. Хотя она всегда была ровной и приветливой, было заметно, что она ревновала, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, когда Силье изредка возилась с малышом.

— Пусть они продолжают это делать, — смеялся Бенедикт. — В любом случае церковь скоро будет закончена.

— И что тогда?

— Тогда тебе придется вернуться к работе на хуторе. У меня заказ на работу далеко отсюда, так что ты, к сожалению, не сможешь работать со мной.

Силье не отвечала. Волшебное время в ее жизни скоро закончится.

— Не могу подобрать краску для этого одеяния, — озабоченно сказал однажды Бенедикт. Он висел под сводом церкви и должен был откидывать голову назад, чтобы лучше видеть. — Я застрял здесь, глупый осел — все цвета радуги сходятся здесь, на этом месте. Так что же выбрать?

Силье сошла вниз с лесов и встала на пол под Бенедиктом. Она критически рассматривала его работу.

— Коричневый цвет, — сказала она.

— Коричневый? Да, но это я же… Именно, ты права! Ты гений!

— Нет, просто снизу лучше обзор.

Бенедикт довольно хмыкнул, а в следующую минуту уже ругался из-за твердокаменной кисти. Но потом он взял себя в руки и помолился, прося прощения за богохульство в церкви. По вечерам он слишком много выпивал, поэтому по утрам был всегда немного ворчлив. Силье определяла его настроение по тому, как он надевал свою видавшую виды шапку. Когда она была надвинута на лоб, Силье знала, что Бенедикт не выносит громких звуков или яркого солнечного света. Если же шапка была сдвинута на затылок, то он был обычным стариком, пропустившим рюмочку. Врожденная почтительность запрещала ему выпивать в церкви, но Силье знала, что он прятал кое-что в повозке, куда время от времени подходил.

Она снова влезла на леса, и некоторое время они работали молча. Потом Бенедикт начал тихонько хихикать.

— О чем вы думаете? — удивилась Силье.

— Вчера здесь побывали несколько стариков из прихода, чтобы поглядеть на нашу работу. Они увидели Дьявола в углу и были потрясены и взбудоражены, так как оставались там довольно долго.

Силье покраснела. Она не хотела идти туда и смотреть на эту мерзость, после того, как закончила работу. Она помедлила минуту.

— Он… Вы знаете, кого я имею в виду… сказал, что видел его в тот раз, когда сюда приезжал. Это мне не понравилось.

Бенедикт выглядел очень виноватым.

— Нет, это… было случайно. Он пошел туда сам и спросил, и я должен был сказать, что это ты написала Дьявола. В церкви же нельзя лгать.

«Ты стоишь тут и как раз лжешь, старый хитрец, — подумала Силье. — Бьюсь об заклад, что это ты затащил его туда!»

— Что он сказал? — тихо спросила она.

— Ничего. Он казался совершенно ошеломленным, сбитым с толку. Тогда я сказал, что посмотрим и выдадим девушку замуж, так как она стала рисовать такие страстные картины.

— Да нет же, вы ведь не так сказали? — воскликнула Силье. — Что… Что он на это ответил?

— Я не знаю. Он показался мне очень раздраженным. Возможно, оттого, что я сказал нечто вроде: «Мы старики, пожалуй, выдадим ее замуж». Он, видимо, не хотел быть причисленным к людям моего возраста. Сразу после этого он удалился. Я полагаю, что он, возможно, был немного задет тем, что ты изобразила его Дьяволом. Но чего другого он мог ожидать?

— О, нет, — тихо и жалобно сказала Силье. — Он не должен был это видеть.

— Признаю, это было немного глупо. После его визита я очень испугался. Ох, я больше не могу говорить об этом сейчас. Расскажи мне лучше, почему у тебя такой грамотный язык. Ты росла ведь не в образованной среде, не так ли? Правда, говорят, что розы могут расти среди осота и на навозной куче, но с тобой особый случай. Ты можешь читать и писать?

— Так, немного. Понимаете, случилось так, что один из малолетних сыновей владельцев усадьбы, где я жила, привязался ко мне. Я была чем-то вроде его няньки, играла с ним. Он хотел, чтобы я была с ним везде. Поэтому я присутствовала и на его занятиях. И я старалась, конечно, вобрать в себя как можно больше. Я была словно засохшее растение, которое пило знания. Я хотела учиться и учиться всему! Я усвоила их язык, я брала книги мальчика. Потому что я знала, что получила возможность, которой не было у других девочек. Мои знания, конечно, очень отрывочные, потому что я присутствовала не на каждом занятии…

— Ну, остановись. Чтобы усваивать знания таким образом и в таких обстоятельствах, требуется интеллигентность. Откуда она у тебя?

Силье призадумалась.

— Моя мать знала очень многое. А ее отец был тоже грамотным. Я полагаю, что он писал, составлял письма для других крестьян. Он также очень красиво резал по дереву.

— Так вот откуда у тебя художественная жилка! — воскликнул Бенедикт. — Спасибо, Силье, теперь ты объяснила мне многие из твоих загадок! Но что это?

Оба прислушались. Сверху с церковной башни послышались тяжелые шаги. Силье испуганно уставилась на Бенедикта. От отвечал недоумевающим взглядом.

— Здесь появляются привидения? — прошептала она. Казалось, шепот эхом отражался под сводами.

— Чепуха!

Оба спустились вниз с лесов.

У Силье не было желания беспомощно висеть между небом и землей, в то время, как на церковной колокольне топали духи со всего света. Ей пришлось взять себя в руки, чтобы не убежать.

— Кто это может прятаться там наверху? — прошептал Бенедикт. Он сделал к ней шаг, и она не была уверена в том, хотел ли он ее защитить или сам искал защиты. Они напряженно ждали. Вдруг дверь, ведущая на колокольню, скрипнула, и оттуда вышел бородатый мужчина.

— Я голоден, как волк, Бенедикт, — сказал он. — Не найдется ли у тебя куска хлеба?