У Элизабет угасла надежда.

— Это правда?

— Да, усадьбу подожгла какая-то тронувшаяся женщина. Отвратительная история!

Больше он практически ничего не знал. Но Элизабет, во всяком случае, узнала, где находился Буде. Она поскакала туда, проделав довольно большой путь.

Но здесь она встретила твердый отпор. Женщина из единственной соседней усадьбы при имени Тарков стала плеваться и фыркать.

— Тьфу, тьфу! Черт бы побрал этих подлецов! О Тарках и Свендсене я и разговаривать не буду! Я, девушка, человек религиозный!

— Понятно. Но мне нужно узнать больше — понимаете, госпожа, это вопрос жизни и смерти. Можете ли Вы припомнить, была ли здесь некая Карин Ульриксбю?

— Ульриксбю? Не упоминай этого имени, а то меня стошнит! Но Карин… Да, это была она! Бедная девушка! О, Боже милостивый! Это она сожгла все это дерьмо, и правильно сделала! Я бы на ее месте поступила так же. Но они ее поместили в сумасшедший дом.

— А где он находится?

— Сумасшедший дом? На другом конце города. Довольно далеко отсюда. Но я должна Вам сказать, что мне не известно, что именно произошло — я только передаю Вам слухи и умываю руки. Больше об этих гадостях я разговаривать не хочу. Вам не следует опускаться до такого дерьма!

Элизабет не хотела уходить. Ее не пустили в дом — они стояли на пороге по обе стороны двери.

— Как я уже сказала, я спрашиваю не из любопытства. Этот вопрос касается человеческой души и человеческой жизни. Неужели нет никого, кто бы мог рассказать о том, что тогда произошло? Разве не было свидетелей — не считая ребят?

— Ребят? Каких ребят?

— Ну, мальчика. Старшего.

— Я ничего не знаю о ребятах. Одна свидетельница была, но она ушла в монастырь.

— В монастырь ? Да сейчас же не осталось никаких монастырей!

— Ну, она стала заниматься милосердием по церковной линии. Она была немкой, эта госпожа Шпитце. Она переехала в Кристианию и стала очень набожной. Помогала священникам в разных приходах. А теперь конец этой трепотне! Буде исчез и с ним все зло. Прощайте!

Дверь с грохотом захлопнулась перед самым носом Элизабет.

Она объехала на лошади вокруг участка бывшей усадьбы Буде, удивившись, как сильно он зарос травой. И Элизабет вновь пустилась вскачь к пристани.

Она начала размышлять… В Хольместранде у них была наилучшая репутация. «Очаровательные люди». Здесь, в Буде, они были презираемыми чудовищами.

Именно здесь это и произошло.

Они сбежали от скандала или чего-то в этом роде и поселились в Хольместранде.

Но, возможно, им показалось, что это опасно близко от фатального Буде. Поэтому они переехали в Кристианию. Похоже, у них было много денег, если они смогли купить величественный Лекенес.

Это соответствовало тому, о чем однажды сказал Вемунд: они обогатились за счет бедных крестьян и арендаторов.

Элизабет не могла разобраться в комбинации с ребятами: они были в Хольместранде и в Лекенесе, но их не было в Буде.

А если те Тарки, которые сейчас живут в Лекенесе, не те, кто жил раньше в Буде? А если они заняли чье-то место? Может быть, даже убили настоящих Тарков и взяли их имя? Тарк и Свендсен… Но Карин Ульриксбю была той же самой. Именно на ее долю выпали все страдания. А Вемунд все это раскусил.

Эта идея овладела Элизабет. А если она сможет отыскать эту госпожу Шпитце и свести ее с владельцами Лекенеса? И если госпожа Шпитце скажет, что они не настоящие Тарки, а мошенники и убийцы из Буде?

Убежденная в своей миссии по освобождению от ярма Карин и Вемунда, она поскакала на маленькую пристань Хортена. Но было уже почти темно. Не оставалось времени на посещение сумасшедшего дома, если она хотела успеть на утренний почтовый дилижанс. Теперь ей оставалось пришпорить лошадь и помчаться в Хольместранд.

Поздно вечером она добралась до усадьбы, где брала лошадь. Она вернула ее с благодарностью и извинением за то, что приехала так поздно.

В эти дни у нее не хватало времени как следует поесть. Но владелец постоялого двора в Хольместранде проявил внимание и накрыл для поздней гостьи обильный стол. Элизабет по достоинству оценила приготовленную им пищу.

На следующее утро, третьего дня ее поездки, она уселась в почтовый дилижанс, чтобы вернуться обратно в Кристианию.

В поездке ей было холодно. С ней ехали две молодые дамы, такие нарумяненные и напудренные, что Элизабет не смогла сидеть с ними вместе в тесном экипаже. Ей, чихающей и кашляющей, с красными, слезящимися глазами, пришлось сесть рядом с кучером.

— Я родилась не в том столетии, — сиплым голосом сказала она кучеру. — Эта пудра — бич моей жизни.

— Я вам сочувствую, — промямлил он.

Поздно вечером, порядочно замерзшая, она вышла на площади в Кристиании с гложущим чувством упущенного. В ходе этой тайной шпионской поездки она открылись совершенно неожиданные вопросы.

11

Кристиания казалась уставшему, голодному и продрогнувшему человеку, протрясшемуся так долго рядом с извозчиком на козлах, холодным и негостеприимным городом.

Элизабет, усталая и замерзшая, шла, почти шатаясь. Конечно, молодой девушке не пристало бродить столь поздно одной, но, к счастью, на улице было мало народа из-за ударившего осеннего мороза.

Она искренне обрадовалась, когда рядом с ней остановился экипаж доктора Хансена.

Он ездил к больному и предложил довезти ее домой. Элизабет, стесняясь, согласилась, хотя ей оставалось идти до дома совсем ничего.

Казалось, что доктор с большой охотой вез ее домой.

— Да, госпожа Карин интересна мне и как пациент, и как человек, — признался он. — То, как она без всяких колебаний взялась ухаживать за ребенком, свидетельствует о ее добром сердце несмотря на ее самопоглощенность.

— Теперь от самопоглощенности практически не осталось ни следа.

— Да, да, — согласился он. — Они скучали без вас, госпожа Паладин. Им без вас трудно.

— Что вы говорите, — сказала Элизабет, покраснев от радости. — В доме все в порядке?

— Да. Вчера меня вызывали — у маленькой был насморк, и бедняжка Карин, разумеется, была в расстроенных чувствах. Мне удалось ее успокоить, а потом мы с ней прокатились по городу в моем экипаже.

— Это было крайне любезно с вашей стороны. Это, несомненно, хорошо на нее подействовало.

— Хорошо было и для меня, потому что я смог ее тщательно изучать, — констатировал доктор. — С точки зрения состояния психики она кажется сейчас гораздо лучше, чем когда я встретил ее в первый раз.

— Это правда?

— Я проехал с ней вокруг города, мы даже поднялись на возвышенность. Свежий загородный воздух делает чудеса. Ей очень понравилась красивая усадьба, расположенная на самом верху, — Лекенес. Она сказала, что хочет туда снова.

Элизабет задумалась. Может быть, ей сказать: «Нет, ни в коем случае не возите ее туда больше! Вемунд не желает, чтобы она встретилась с кем-нибудь из тамошних обитателей. Их зовут Тарки, Вы понимаете. И, как Вы знаете, она не должна знать, что его тоже так зовут. Именно он вызвал ее умопомешательство — как это произошло, он открывать не хочет. Но имя Тарк может разбудить в ней ужасные воспоминания. Так что, держите ее подальше от Лекенеса». Нет, сначала она должна попросить разрешения сделать это у Вемунда. Возможно, он не захочет, чтобы об этом еще кто-то узнал.

— Ее кто-нибудь видел?

— Не думаю. Разумеется, мы вышли из повозки, но не подходили к дому.

— Но вас можно было увидеть из окна?

— Возможно, но… Почему Вы, собственно, спрашиваете?

— Я просто опасаюсь, что тамошние обитатели вступят в контакт с Карин, — витиевато ответила Элизабет. — Она вышла из их среды, и они могут разбередить ее раны. Во всяком случае, так утверждает Вемунд, и у меня нет оснований сомневаться в его словах.

Доктор Хансен немного задумался.

— На обратном пути в город мы стали свидетелями странной картины. За нами следовал экипаж, мы попридержали ход, чтобы он нас обогнал, но он почему-то не стал это делать.