Дом, после того как сбежали горничные и все другие слуги, стал выглядеть ужасно. Он должен прямо сказать об этом фру Мерк. Пахнет чем-то неприятным. Словно в стенах лежат мертвые мыши. Так дальше продолжаться не может!
Следующая ночь в Гростенсхольме была спокойной. Снивель лежал и слушал, ожидая прихода давящей тишины.
Но она не приходила.
Все было таким, как раньше. Открытая шуршащая тишина, с едва различимыми звуками внутри дома и вне его. Совсем, как обычно.
Снивель торжествующе улыбнулся. Он все же оказался прав, а все эти перепуганные насмерть лоботрясы ошиблись. И его личные небольшие муки, какими бы они ни были, — лишь мимолетные недомогания, вызванные скверной пищей, полностью прошли. Сейчас он может спать спокойно.
Так он и поступил. Тяжело повернулся на бок и захрюкал от радости, не представляя, что это спокойствие лишь затишье перед бурей.
12
В Элистранде же этим вечером было не так спокойно.
Именно в этот день Хейке и Винга решили отправиться к пастору и попросить оглашения их помолвки.
Об этом узнали трое подручных Снивеля. И отправились в перелесок с высокими кустами можжевельника близ Элистранда. Здесь они поджидали Хейке с Вингой.
Они вынуждены были ожидать дольше, чем рассчитывали. Потому что в момент, когда Хейке и Винга должны были отправиться, — Винга в своем самом красивом платье, в котором она выглядела еще более юной, — к ним пришла пожилая женщина из близлежащего хутора, и высказала пожелание переговорить с господином Линдом из рода Людей Льда.
Пастор может подождать. Они остались выслушать посетительницу.
Она слышала, что господин Линд излечил ревматизм у скотницы, только наложив руки на больное место. А сейчас с ней случилось нечто подобное. Неприятный шарик на ключице, и, если господин Линд будет так добр…
Хейке разволновался.
— Но, дорогая мать, ревматизм ходит по телу. Сегодня он в руках, а завтра в коленях. Я не знаю, вылечил ли я скотницу полностью, не думаю.
— Но она уверена в этом! Ох, дорогой, может будешь так добр и поможешь мне? Ты знаешь, в округе говорят, что ты словно покойный Тенгель Добрый. Колдун, живший два столетия тому назад. У него тоже были излечивающие руки.
— Тенгель Добрый знал больше меня, он был настоящим доктором. Я же — ничто.
Однако раньше он действительно налагал свои руки на больных. Только в одной семье в Словении. И весьма редко поступал так позднее. Не хотел, чтобы о нем распространялись ложные слухи.
Но сейчас, по всей видимости, их уже распустили.
— Ну, хорошо, — решительно произнес он. — Я попытаюсь, но, если у меня ничего не выйдет, то сослужи мне одну службу! Рассказывай всем в округе, что я не обладаю свойством делать чудеса!
Женщина энергично кивнула головой, но в ее глазах Хейке смог прочесть, что она слепо верит в него.
— Ты можешь подождать, Винга?
— Конечно. Пастор ведь не знает, что мы собираемся к нему.
Хейке пригласил женщину в небольшую комнату. Оставались они там долго.
Когда он вернулся, и женщина, поблагодарив, ушла, пообещав принести в уплату яиц на следующий день, Хейке сказал Винге:
— Рак. Расползся по всем лимфатическим железам. Излечить такое не в моих силах! Бедная женщина!
Но Винга посмотрела на него взглядом полным веры.
— Ты накладывал руки на все пораженные места?
— На все, которые смог обнаружить. Конечно, она немного стыдилась, я тоже, но она посчитала, что мои руки должны прикоснуться ко всему.
— Ты поступил правильно, — сказала Винга, когда они выходили из дома.
— Милый мой дружок, — беспокойно произнес Хейке. — В этом платье ты выглядишь моложе, чем когда-либо. Пастор объявит о похищении ребенка!
— Он точно знает сколько мне лет.
— Да, но у меня у самого возникают сомнения. Взять тебя в жены и уложить в собственную постель! Против этого восстает моя совесть!
— Ох, замолчи, наконец! — резко воскликнула Винга, и они двинулись по короткой дороге через лесок.
Хейке улыбался, но в то же время был задумчив. На что они решились, куда идут? Неужели Винга стала такой зрелой, какой он представлял себе и какой она сама себя представляла? Ее красивые светлые волосы были перевязаны шелковой лентой, а платье было такого детского покроя, что она выглядела девочкой, идущей в первый раз в школу. И все это завершал чистый невинный профиль.
Он перевел взгляд на тропинку и снова был поражен красотой этого перелеска.
Поскольку эти склоны, покрытые высокими кустами можжевельника, были необыкновенно красивыми, перелесок люди не трогали с тех времен, когда Хильда добивалась любви Андреаса в Элистранде. Перелесок стал свидетелем ее мучительного поражения, когда Андреас предпочел ей Эли. Видел этот лесок и то, что она вместо него получила Маттиаса. Он видел ее и тогда, когда ее преследовал оборотень. А позднее был свидетелем любви Виллему и Доминика. Он следовал за поколениями вплоть до времени Винги, когда она, одинокая, забытая всеми, оставшаяся без родителей, поплелась из Элистранда с тележкой в сопровождении козы. То, что лесок избежал порубки во время короткого хозяйствования Сёренсена, виновата прежде всего лень этого человека. На прелесть сельской жизни он не обращал внимания.
Но сейчас можжевельник леска стал свидетелем необыкновенного события.
Нападение не должно было бы быть неожиданным для Хейке и Винги. В последнее время они постоянно были настороже. Но сейчас им так много нужно было обдумать и обговорить. И они не смотрели по сторонам.
Трое мужчин напали на них до того, как они успели защитить себя. Стрелять негодяи не осмеливались. Все должно произойти тихо. Двое набросились на Хейке, а третий на Вингу.
Хейке быстро освободился от рук, которые пытались загнуть ему локти за спину. Он увидел, как блеснуло полотно ножа и инстинктивно нанес удар в этом направлении. Хейке был очень силен и его огромный кулак попал прямо в нос нападавшему, да так, что раздался громкий хрястнувший звук. Мужчина свалился назад, но другой обхватил Хейке сзади, запустил свои ногти ему в лицо и одновременно приставил нож к горлу. Хейке бросился назад на землю и так свалился всей своей тяжестью на противника, что тот испустил весь воздух из легких за один выдох. В момент относительной свободы Хейке удалось вырвать нож и забросить его далеко в кусты. Все это время Хейке думал о Винге, но видеть ее не мог, потому что она была в стороне и потому, что глаза его заливала кровь из ран от ногтей нападавшего. Он только мог слышать, что она жива, и это его утешало. Одной рукой мужчина схватил его за горло, лицо горело огнем в местах, где ногти процарапали глубокие раны. И он все время ожидал нападения второго, того, которому он сломал нос.
В это время третий поднял Вингу, намереваясь унести ее, чтобы ее огромный друг не успел спасти ее.
Но негодяй, видимо, плохо представлял себе, как ведут себя девушки, которых пытаются увести. Может быть, он видел картину в стиле «Похищение сабинянки», на которой прекрасная девственница, не защищаясь, простирает свои маленькие руки назад, моля стоящих там о помощи?
В таком случае он ошибся.
У Винги был иной характер, и это он быстро почувствовал. Более горячей девицы он никогда не держал в своих руках. И разговор вовсе не о том, что она стучала своими маленькими кулачками по его спине, отнюдь нет! Мужчина взвыл от боли, когда ее зубы впились в большой мускул между шеей и плечом, а рука вцепилась в волосы и потянула их так, что он мог видеть только небо. Она схватила только небольшой клок волос, а это приносило еще большую боль. Твердые же башмаки ее так обрабатывали кожу на его ногах, что появились кровоточащие раны. И все это время она дико кричала, призывая на помощь. Набор слов был не для ушей пастора. Как она обзывала этих троих негодяев, описать здесь невозможно, даже этим трем дубленым мужикам было непривычно слышать такие ругательства.