Он так никогда и не узнал, что болезнь его была карой за то, что он соблазнил Шарлотту тринадцать лет назад. Марсвин, скорее всего, даже не помнил, кто она такая, а Тенгель не собирался ему напоминать. Им так хорошо и спокойно жилось в Гростенсхольме и Липовой аллее.

О случившемся Шарлотта узнала лишь несколько месяцев спустя. И от всего сердца посмеялась над Йеппе Марсвином. Она была рада, что Тенгель оказался на ее стороне.

Теперь Шарлотта думала только о Даге. Слишком близко к сердцу принимала она все неудачи и болезни сына; старалась во всем опекать его, не отходила от Дага ни на шаг. Мудрая мать-баронесса отослала Дага на несколько дней в Линде-аллее, отдохнуть от матери. Впрочем, та обещала исправиться.

«Во дворце» Дагу было хорошо. Все боялись, что кардинальные перемены в его жизни скажутся на нем отрицательно, но переселение к матери прошло на удивление гладко. Он привык к трудной жизни в многодетной семье и не имел ничего против излишней опеки. Ему нравилось, что в Гростенсхольме все было расписано по минутам, каждая вещь лежала на своем месте, все сверкало и блестело. Сам он по натуре был педантом. Его несколько раздражало, что в Линде-аллее никто не обращал внимания на такие мелочи, как на неряшливо брошенную на стул одежду или пятна на столе.

Иногда, правда, ему было немного одиноко, не с кем было пошептаться в темноте перед сном, не с кем бегать по большим залам и темным лестница Гростенсхольма. Но остальные дети жили совсем рядом. А еще у него была Лив; они встречались практически ежедневно. Шарлотта давала уроки ей и Аре. Но Аре больше любил возиться в конюшне или на сеновале, чем сидеть на уроках.

— Я поеду в Копенгаген, учиться в университете, — сказал однажды Даг Лив.

— Ты уезжаешь? Когда?

— Когда подрасту немного. Стану профессором или аукционистом или кем-нибудь еще в этом роде.

Недавно на соседней усадьбе состоялся аукцион. На Дага произвел большое впечатление человек с молоточком.

Лив промолчала. Жаль, конечно, что Дагу придется уехать. А Даг продолжал.

— Мама Шарлотта познакомит меня с какой-нибудь знатной девушкой, может быть, при дворе, и я женюсь на ней.

Лив молчала.

— А тебе мама найдет богатого торговца. Ты же очень красива, так что это будет не трудно устроить. А вот с Суль придется посложнее, говорит мама. Не знаю, почему. Она ведь тоже красивая, как ты думаешь?

— Да, конечно. Нет, лично я замуж выходить не собираюсь. — с вызовом произнесла Лив.

— Я тоже пока не собираюсь жениться.

Даг стукнул кулаком по стене:

— Знаешь, мама Силье будет меня рисовать. Портрет повесят вон на той стене, где висят все наши старые скучные предки.

Он весело засмеялся и прошелся насчет портретов.

Посерьезнел:

— А потом я поселюсь здесь. Ведь все вы тут, дом мой тоже здесь.

— Хорошо, что ты приедешь назад, — откликнулась Лив. — Будет с кем поиграть.

— Взрослые не играют.

— Да, наверно. Это глупо.

Даг выглянул в окно галереи.

— Смотри, вон этот странный герр Йохан, — сказала Лив. — Ходит взад и вперед, заложив руки за спину.

— Что-то он беспокойным какой-то, — заметил Даг. — Нахохлился, как курица на яйцах. Теперь остановился и смотрит в лес. Сколько он еще собирается у вас прожить?

— Говорил, что скорое уедет. Мы все с нетерпением ждем этого. Он всюду ходит, что-то вынюхивает. Ненормальный какой-то.

— Ага. Поиграем перед зеркалом?

— Давай.

Они нашли только одно огромное зеркало — от пола до потолка.

А потом пошли на башню. Башня — маленькая, четырехугольная, представляла собой небольшое возвышение над порталом. Лив и Дагу нравилось проводить там время.

Сверху постройки казались такими меленькими. Отсюда была видна только часть Липовой аллеи, церковь, море и дорога…

— Посмотри! Из леса кто-то выходит.

— Да, — сказал Даг. — Кто бы это мог быть?

— Слава Богу, что ты видишь тоже, — облегченно вздохнула Лив. — Я боялась, что мне опять померещилось.

Даг хихикнул:

— Не поддавайся влиянию Тенгеля и Суль. Ты видишь перед собой обычные вещи, а остальное домысливаешь сама. Дошло до того, что тебе мерещатся привидения даже среди бела дня. Такое уж тебе досталось наследство от Силье, говорит Тенгель.

— Да, наверно, — сконфуженно произнесла Лив. Ей очень хотелось походить на Тенгеля и Суль, обладать такими же способностями. Поэтому она все время что-то придумывала, но в ее россказни никто не верил.

Даг глянул на дорогу.

— Смотри, процессия!

— Куда они идут?

Оба во все глаза смотрели на мрачную процессию. Впереди всадники в черных одеждах, восседающие на черных, как смоль, лошадях. Ветер распахивал полы длинных плащей, и мужчины становились похожими на летучих мышей.

За всадниками следовали пешие люди. Процессия направлялась к церкви. За процессий следовала двуколка, в которой дети разглядели несколько связанных человек. За процессией гурьбой валил народ, тоже во всем черном. С башни люди казались маленькими куклами.

— Прямо привидения какие-то, — Даг понизил голос. — Приведения из минувших веков. Но на самом деле это не так.

Даг всегда должен был разложить все по полочкам.

— Что совершили эти люди, как ты думаешь? — прошептала Лив.

— Да они могли сделать что угодно. Убийство, воровство, ересь… Не знаю… Наверно их повесят.

— Смотри, среди них есть одна женщина.

— Наверняка, ведьма.

— Не говори так! — Лив крепко вцепилась в рукав Дага.

Дети словно читали мысли друг друга. Взявшись за руки, они молча стояли на башне и во все глаза смотрели вниз. Была такая тишина, что до них долетал даже скрип колес. Но в этой тишине было что-то неестественное, угрожающее.

— Как нам все-таки было хорошо в долине Людей Льда!

— Да, — ответил Даг. — Люди безжалостны. Все они одинаковые. Мы живем в ужасное время.

12

Герр Йохан был весьма недоволен собой. До сих пор ему так и не удалось получить никаких доказательств, а собранных свидетельств было явно недостаточно. Ему удалось кое-что найти, но эти вещи куда-то пропали — наверно, он их где-то потерял.

Записать в протокол было нечего. Это ему-то, такому ловкому и опытному работнику.

Какая все-таки приятная семья! Как хорошо живут! А какие у Тенгеля и Силье вежливые, хорошо воспитанные дети. Так заботятся о нем, о Йохане.

А родители… Он еще ни разу не встречал такой сердечности в отношениях между супругами. Йохан не верил в гармонию между людьми и прилагал все усилия, чтобы найти хоть какую-то зацепку. Над ним, верно, просто издеваются.

Фру Силье — порядочная, богобоязненная женщина. Стала бы она жить с колдуном, слугой Дьявола? Нет и еще раз нет. А баронесса — так та просто вышла из себя, когда Йохан осторожно поинтересовался, не колдун ли Тенгель. Ведь он обладает необычными для людей способностями.

— Герр Тенгель? — хмыкнула баронесса. — Если его осудят за черную магию, то я с уверенностью скажу, что в мире нет справедливости. Он в сто раз лучше этих лицемерных ханжей — судей инквизиции!

Йохан покраснел от стыда.

Оставалась только Суль. Надо попробовать. Обязательно. Но пока время терпит.

Снова ее подвижное лицо встало перед мысленным взором Йохана. Ее доверчивость и открытость. Он бессознательно тянулся к ней, но вовсе не потому, что хотел найти доказательства ее виновности.

Маленькая Суль была так жадна до жизни, до новых впечатлений. Она торопилась жить, торопилась испытать и испробовать все как можно скорее, словно боялась куда-то опоздать.

Ему приходилось даже приглядывать за ней, чтобы никто не растоптал ее юную красоту.

Ему, конечно, такое было недозволенно. Всю свою жизнь он посвятил одному делу — служению Богу, преследованию ведьм. И как раз сейчас он…

Что-то сжалось у него в животе. Умом он понимал, что с ним что-то происходит. Цели и чувства вошли в конфликт друг с другом.

Герр Йохан прилагал максимум усилий, пытаясь взять себя в руки. Он убеждал себя, что самое главное — это долг. Искать, анализировать, находить. Готовить обвинения!