Оба кивнули головой.

Если Элизабет рассчитывала, что Вемунд покажет ей весь дом, то она ошибалась. Ей удалось посмотреть только эту комнату, и это многого ей не открыло. Умелой рукой госпожи Окерстрем поддерживался безупречный порядок, мебель, очевидно, вытащили с чердака усадьбы Лекенес. Все казалось безличным, обычным, типичным для мужчины, которому нравится жизнь вне стен дома и которому, в общем-то, наплевать, какова обстановка дома.

Эта неожиданная мысль вызвала у Элизабет некоторое сочувствие. На самом же деле Вемунд Тарк не был мужчиной, вызывающим нежные чувства.

— Ладно! Пора расходиться, — коротко сказал он. — У меня больше нет времени на разговоры.

«Спасибо за дружескую заботу», — с иронией подумала про себя Элизабет и последовала за ним в экипаж.

Экипаж тронулся в путь. На одной из ближайших улиц они остановились.

— Итак, мы на месте, — сказал Вемунд. — Я оставляю тебя здесь…

— А разве ты не проводишь меня до дома? — спросила она в легкой панике.

— Нет, — сказал он строго. — Женщина, которая присматривала за Карин, все тебе расскажет. Будут трудности, найди меня! И в любом случае приходи ко мне завтра вечером.

— В каком часу? — успела она выпалить, прежде чем он сел в экипаж.

Явно раздраженный, он повернулся.

— Не знаю. Ну пусть будет в семь часов. Я пошлю госпожу Окерстрем тебе на замену, чтобы Карин не оставалась одна.

Он закрыл дверь и был таков.

Элизабет осталась стоять на узкой улочке, чувствуя, что ее из ворот оглядывает какой-то ребенок.

Она посмотрела на двухэтажный особняк, который на время должен был стать ее домом. Он был небольшим, но красивым и имел со вкусом разукрашенную дверь. Она вздохнула, решительно подняла свой багаж, оставленный кучером, и постучала в дверь.

Никто не отвечал.

После нескольких новых тщетных попыток она осторожно взялась за дверную ручку.

Дверь легко открылась, и она вошла в очень маленькую прихожую, выкрашенную в светлые, изысканные цвета.

— Есть тут кто? — осторожно поинтересовалась она.

В ответ не последовало ни звука. Спустя некоторое время она услышала, что кто-то шевелится в соседней комнате, и с опаской пошла туда.

Спиной к входу в комнату стояла женщина и чистила серебряную посуду. Элизабет кашлянула. Никакой реакции. Она подошла поближе так, чтобы та ее увидела.

Женщина вздрогнула и уронила соусницу, которая с грохотом упала на стол.

— Добрый день, — сказала Элизабет, приседая в книксене.

— А, это ты, — промолвила женщина невнятным голосом, типичным для глухих людей. Она внимательно посмотрела на Элизабет. — Вот и хорошо, теперь я смогу уйти из этого сумасшедшего дома. Да, я надеюсь, что ты знаешь, что тебе предстоит? Я же не желаю ни на секунду задерживаться в доме с этой ненормальной… дурой!

4

Сначала женщина показала Элизабет ее комнату, которая была просто, но со вкусом меблирована. Стены были выкрашены в синий цвет, и это делало бы комнату холодной, если бы не белые гардины и покрывало с узорами из роз. Дверные зеркала были разукрашены красивыми, мягкими красками. Ей стало даже любопытно, кто это так постарался.

После этого они осмотрели кухню, где она только в исключительных случаях будет готовить для больной и самой себя. Затем они прошли в гостиную и столовую и, наконец, поднялись на второй этаж.

— Здесь, наверху, живет она, — прошептала женщина. — Она самая что ни на есть сумасшедшая! Как хорошо, что я смогу отсюда вырваться!

На этаже чувствовался сильный запах духов. Они постучали в дверь, и звонкий голос произнес: «Войдите!»

Они вошли в уютную маленькую гостиную, из которой была видна типичная женская спальня.

Из-за туалетного столика, заставленного цветочными горшками, бутылочками и баночками, встала женщина.

Она была небольшого роста. Ее одежда была изящной, но очень старомодной. Вероятно, времен ее молодости. В ней было что-то, что отозвалось болью сострадания в сердце Элизабет. Может быть, это были небольшие кокетливые банты в ее седеющих волосах или, что более всего вероятно, это было выражение ее лица. Смущенная приветливость, девичье ожидание, пустота и бесконечная отрешенность от повседневного мира.

— А вот и новая девушка, госпожа, — прокричала женщина высоким, резким голосом, как будто окружающие слышали так же плохо, как она. — А я теперь ухожу!

«Нет, нет», — подумала Элизабет, но за той уже захлопнулась дверь. Она осталась наедине со своей подопечной.

Женщина, став в театральную позу и подняв брови, с любопытством рассматривала ее.

Элизабет сделала книксен.

— Меня зовут Элизабет Паладин. Я из рода Людей Льда, и мне приятно быть Вам полезной, госпожа Карин, — любезно представилась она.

Карин расслабилась.

— О, — произнесла она и расплылась в добродушной улыбке. — Как мило с твоей стороны, Элизабет! Да, славный парень Вемунд говорил, что ты приедешь. Это замечательно, а то старуха была такой ужасной. Ведь мы с тобой ровесницы, и ты не так красива, как я, поэтому мне не нужно бояться соперничества.

Она беззлобно захихикала. Элизабет не обиделась на это наивное и прямолинейное заявление. Госпожа Карин, несомненно, была в свое время очень красива — маленькая, хрупкая и обворожительная. Да и по-прежнему можно было угадать в увядающих чертах остатки прежней привлекательности.

— Ты не могла бы уложить мои волосы сзади, они постоянно спадают! — сказала дама, вновь садясь за туалетный столик.

К своему облегчению, Элизабет нигде не увидела проклятой белой пудры. Возможно, она не была популярной тридцать лет тому назад. К тому же женщина никак не отреагировала на то, что Элизабет без парика. Обычно все женщины это делали.

Элизабет преисполнилась чувством безграничной благодарности.

— У Вас красивые волосы, госпожа Карин. Такие светлые.

— Тебе так кажется? — вкрадчиво сказала Карин. — Да, я должна быть красивой, если он придет сегодня вечером. Он обещал придти.

Элизабет чуть было не произнесла «Вемунд Тарк», но вовремя спохватилась.

— Молодой господин Вемунд?

— Нет, не он! — кокетливо улыбнулась она. — Хотя он был ужасно мил по отношению ко мне. Именно он купил мне этот дом, потому что я жила раньше в совершенно дурных условиях. Я должна была делить комнату с массой отвратительных людей, не могла пользоваться своими собственными вещами, там не было ванной комнаты, и я говорила им каждый день, что я не привыкла к такому обхождению и что у меня были влиятельные друзья, и, если эти недалекие людишки не обеспечат меня подходящим жильем, то они получат за это сполна. И они-таки получили, когда приехал юный Вемунд и забрал меня оттуда. У него было ужасно строгое лицо, и они раболепствовали перед ним, а потом он привез меня сюда. Надеюсь, что он не влюбился в меня всерьез, потому что это никуда бы не годилось! Ой, у меня, по-моему, образуется прыщик на подбородке.

— Дайте мне взглянуть… Нет, мне так не кажется, я не вижу прыщика, во всяком случае пока.

— Он, несомненно, еще не вышел наружу. В молодости они так часто у нас появляются.

Лицо Элизабет было равнодушным.

— Но мы ведь всегда можем нанести на лицо мушку. Она очень хорошо подойдет Вам. У Вас такая есть?

Госпожа Карин стала искать в своих коробочках.

— Есть!

Элизабет вынула маленькое черное бархатное сердечко и прикрепила его по просьбе Карин в нижней части щеки.

— Вот так, — сказала Карин. — Стало очень красиво! Подумать только, насколько ты умнее этой глупой женщины! И той, которая у меня была до этого. Она никогда не понимала, как меня гримировать. Такие были обе бескультурные!

От женщины Элизабет получила распоряжение не выпускать больную из дому. Ей стало жаль Карин с ее бледной и дряхлой кожей, сидевшей взаперти, когда на улице стояла отменная погода. Вместе с тем не стоило отступать от правил уже в первый день.

Собственно говоря, Элизабет не могла уразуметь, что Карин действительно нездорова. Не от мира сего, да, но она была женщиной своего времени. Постоянно занятая своим внешним видом и ничем другим. Кокетливая, жеманная и стремящаяся молодо выглядеть — но это ведь было обычно для аристократов в восемнадцатом веке. В моде была французская легкомысленность, и не вызывало особого раздражения то, что Карин излишне подчеркивала свою моложавость. Она была привлекательной, милой женщиной, приятнее многих других, которые вели себя гораздо глупее.