— Значит, она пожилая дама?

— Ей сорок пять лет. Она знает, что меня зовут Вемунд, но не больше.

— Я чего-то не понимаю.

Вемунду было тяжело говорить.

— Ты понимаешь, она такой стала из-за меня!

— Что?

— Да, это правда. Это из-за меня она так сильно страдает. Я не могу и не хочу рассказывать, как это случилось, но я постарался обеспечить ей наилучший уход. Сначала ее поместили в омерзительный дом для умалишенных, но я вытащил ее оттуда и дал ей дом. А теперь на очереди самое сложное: она знает — то есть, если у нее восстановится нормальная способность понимать, — что именно Тарк разрушил ее жизнь. Но она не знает, что это был я или что меня зовут Тарк. Поэтому, что бы ты ни делала, Элизабет, никогда не произноси имени Тарка в ее присутствии. Это твое первое и самое важное правило!

Несмотря на некоторое замешательство она кивнула.

— Я обещаю.

Вемунд, похоже, успокоился.

— По этой же причине никто, кроме меня, не знает, что я о ней забочусь. Никто в Лекенесе, даже мой брат, ничего не знает, и тебе не следует упоминать о ней. Говори лишь, что ты составляешь компанию пожилой даме в Кристиании! Если они что-то разузнают, то тут же объявятся, потому что она и их родственница, и тогда все пропало.

— У Карин фамилия тоже Тарк?

— Нет, ее фамилия Ульриксбю.

Элизабет улыбнулась.

— Знаешь, когда ты упомянул о ней первый раз, то перед словом «родственница» ты сделал небольшую паузу. Поэтому у меня сложилось впечатление, что она твоя любовница.

— Боже упаси! — проворчал он, отвернувшись.

Экипаж катился дальше, приближаясь к Кристиании. Внутри этого обитого плюшем экипажа непроизвольно воцарилась интимная атмосфера, однако Элизабет хорошо осознавала дистанцию между ними.

Вдруг он резко повернулся к ней.

— Но Лиллебрур думает, что у меня есть содержанка. И пусть он и далее так думает.

Элизабет поинтересовалась:

— Очевидно, и я не должна упоминать при Карин Ульриксбю о семействе в Лекенесе?

— Ни при каких обстоятельствах! Это была бы катастрофа, потому что их всех зовут Тарк. Я не осмеливаюсь даже произносить их имен, так как мне неизвестно, насколько хорошо она могла их знать до того, как… стала такой.

— Она, судя во всему, перенесла нервное потрясение?

— Конечно! И неизлечимое!

— Это произошло по твоей вине?

— Да, я был причиной.

— Но ты отнюдь не похож на человека, который способен навредить, — с неожиданной благожелательностью констатировала она.

— Это случилось совершенно непроизвольно, могу тебя в этом уверить! А вон и Лекенес.

Элизабет машинально начала надевать перчатки.

— Нет, мы здесь не выходим. Я сюда никогда не езжу, — сказал он.

Она отложила перчатки.

— Я слышала, что ты живешь отдельно?

— Да.

Большего узнать ей не удалось.

Они проехали мимо величественной усадьбы. Это было настоящее поместье, самое помпезное из всех, которые Элизабет когда-либо видела. Каждая линия дома, каждое дерево или куст напоминали о французском стиле времен «короля-солнца» — Людовика XIV.

Они свернули с главной дороги на Кристианию и доехали до небольшой возвышенности над городом. Коляска въехала в большие ворота, но не направилась по аллее, которая вела к дому. Они свернули по направлению к парку, миновали большой, добротно построенный амбар и поехали по узкой дорожке через поля и луга к лесу.

— Все это однажды станет твоим, не правда ли?

— Да, к сожалению. Я надеялся, что это достанется Лиллебруру, но вышло иначе! Ладно, я, возможно, устрою все иначе, и у него все устроится после того, как он на тебе женится.

— Рано считать это делом решенным! Может быть, он еще не захочет.

— Он захочет, — весело ответил Вемунд.

— А почему ты этого не хочешь?

— Это не в моем стиле. Я не люблю получать что-либо бесплатно.

— Ах, вот оно что. Ты любишь бороться. Я понимаю тебя, потому что сама это люблю.

— А знаешь ли ты, откуда все это взялось? — взволнованно спросил он, величественным движением руки указав на поместье. — Это все создано непосильным трудом в лесу мелких арендаторов, эксплуатацией крестьян, получавших незначительную часть древесины за свой тяжкий труд. Лекенес был построен не семьей Тарков, но мы продолжаем начатое дело. Сам я пытаюсь обеспечить тем, кто работает на нас, немного более достойные жизненные условия. Но ты думаешь, это популярно? Другие деловые люди из-за этого вне себя от ярости!

— Знаешь что? — сказала Элизабет и посмотрела на него, немного наклонив голову. — Кажется, ты начинаешь мне нравиться!

От этих слов он почти впал в бешенство.

— Будет лучше, если я тебе разонравлюсь, — сказал он твердым тоном. — Я хочу быть возмутителем спокойствия и держать всех на дистанции. Тебе понятно?

Она холодно отозвалась:

— Я не сказала, что начала любить тебя, Боже упаси! Я лишь сказала, что нашла в тебе редко встречаемого единомышленника. А буянить ты можешь сколько твоей душе угодно — меня это не касается.

Он уставился на нее, как будто хотел выяснить, откуда выискалась эта необычная девчонка, но, хмыкнув, отвернулся от нее.

— Вемунд, — обратилась к нему Элизабет, немного склонив голову. — Я кое-что заметила.

— Что именно?

— Ты никогда не рассказываешь о своих родителях, а говоришь лишь о родителях Лиллебрура. Или прибегаешь к куче странных уверток.

— Иногда ты бываешь слишком умной, — прошипел он.

Они проезжали через красивый лес, держась гребня холма. И, наконец, выехали из леса, и перед ними открылся вид на Кристианию с ее церквями и Акерсхюсом. Они остановились у дома на опушке леса.

По сравнению с Лекенесом это был неприглядный дом. Здесь жил Вемунд Тарк.

— Мне сдается, что тебе здесь нравится, — сказала Элизабет, взглянув по сторонам.

— Да. Здесь мне спокойно. Я принесу сейчас вещи и распрягу лошадь, и мы сразу отправимся в дом Карин.

«Дело становится запутанным, — подумала Элизабет. — Как мне справиться с этой завесой секретности? К тому же он мог бы пригласить меня в дом».

Она взглянула на свою красивую юбку. Она терпеть не могла современную моду на парики, но обожала красивые платья с плотно облегающими лифами, глубокими вырезами и широкими, развевающимися юбками. Все было таким изящным, таким женственным, это была оргия цветов, красивых тканей и изысканных кружев. Конечно, ее непослушные волосы не соответствовали моде, но ей это было безразлично.

Мать Тура сказала как-то, что в Лекенесе живут «замечательные люди». Она надеялась на это. Но Вемунда к ним не причисляла.

Да, замечательным он был едва ли.

В эту минуту он открыл дверь экипажа, размышляя о том, как бы от нее избавиться.

Элизабет вышла из экипажа как можно грациознее. Он не подал ей руки, чтобы поддержать ее, но она не придала этому значения и, сгорая от любопытства, последовала за ним в дом.

В окне виднелась застывшая фигура пожилой женщины с худым каменным лицом и скрещенными на животе руками. Она сделала реверанс, не проявляя особого интереса к Элизабет.

— Это госпожа Окерстрем, она помогает мне по дому, — пояснил Вемунд. — Она живет в городе и приходит каждый день лишь на час. Кроме того, она готовит пищу и убирает у моей родственницы Карин, так что об этой стороне дела ты можешь даже не думать. В твою задачу входит ухаживать за Карин в любое время суток, составлять ей компанию, помогать ей — и присматривать за ней. Понятно?

— Да.

— Я высоко ценю госпожу Окерстрем. Она самый надежный человек из всех, кого я знаю. То, что происходит в доме Карин, никогда не выносится наружу. Она, однако, не желает иметь чего-либо общего с Карин в человеческом плане. Госпожа Окерстрем — человек глубоко религиозный, и ей не нравится шум и переполох.

— Я понимаю, — сказала Элизабет, повернувшись к женщине. — Я обещаю ни в коем случае не мешать. Я бы хотела, чтобы мы дружно работали вместе, пока я здесь. Насколько я поняла, господин Тарк нанял меня на время. Пока он не найдет женщину на постоянную работу.