Ею опять овладела жалость к самой себе. Она быстро перевела взгляд на могилу Суль. Суль Ангелика, легендарная ведьма, которую все так любили!

— Я не стала даже более или менее приличной ведьмой! Я ничто, полное ничто!

Молча, с улыбкой разочарования и самоиронии, она покинула кладбище. Сеанс был окончен, она набралась сил, чтобы продолжать дальше свои странствия по жизни.

Она направилась мимо Гростенсхольма и Липовой аллеи к лесу. Состояние ее было неописуемым: грусть, недовольство собой, путаница в мыслях, оторванность от окружающего мира, нежелание общаться с кем-то.

Она шла и шла, пока дорогу ей не преградил ручей.

Она редко бывала в этих местах. Этот ручей протекал мимо деревни и уходил в лес. И теперь, очнувшись от своих мыслей, она обнаружила, что шум ручья заслушал звуки, к которым она не прислушивалась во время ходьбы: шелест, треск и шорохи среди влажных кустов, обычно слышимые в лесу, но на этот раз более отчетливые. «Дождь…» — подумала она и оглянулась по сторонам. Мокрые от недавно прошедшего дождя кусты и ветки, роняющие на землю капли воды, возня мелких животных, восстанавливающих поврежденные дождем жилища, ветки, трещавшие под тяжестью воды… Она посмотрела на ручей. «Скажи мне, не здесь ли находится омут Марты? — подумала она. — Да, я знаю, что здесь! Чуть выше по течению».

И она, как зачарованная, пошла вверх по течению. Она была здесь однажды, несколько лет назад, но это было до того, как молоденькая девушка Марта бросилась в омут. С тех пор она боялась ходить сюда.

Ручей становился все глубже и глубже, она едва могла различить теперь тени деревьев и утесов в воде. Она не осмеливалась идти по самому краю, потому что берег здесь был очень крутой.

Вон там… вода бурлит, словно в ведьмовом котле… там и находится омут Марты. Она не видела дна, скрытого в тени утеса. К тому месту, где стояла теперь Виллему, тянулась из леса узкая тропинка. И…

Она задрожала от страха. Она увидела маленький деревянный крест, возле которого были положены цветы.

У Виллему перехватило дыханье: кто же навещает место последнего успокоения бедной Марты?

Сама она мало что помнила о Марте. Тихая, застенчивая девушка, казавшаяся тогда взрослой одиннадцатилетней Виллему. У нее были небесно-голубые глаза. Угловатая, бедно одетая, она была прирожденной жертвой для соблазнителя. Именно с такими девушками, изголодавшимися по человеческому теплу и любви, не способными при случае сказать «нет», и происходят несчастья.

Нападение произошло столь внезапно, что в первый момент она ничего не поняла, почувствовав сильный удар в спину. Она инстинктивно закрыла руками лицо, но падения предотвратить не смогла. Слыша свой собственный вопль, она полетела с обрыва вниз головой — прямо в воду.

«В точности, как Марта…» — пронеслось у нее в голове. Так что теперь она сама все это пережила: стала утопленницей.

3

С тех пор как Марта бросилась с обрыва, молодой лес на берегу ручья подрос. Но он не был густым. Над водой склонялось несколько берез и елей — и Виллему подплыла к небольшой березке, растущей на покрытом травой мысе, и ухватилась за ствол.

Береза согнулась под тяжестью ее тела, жалобно затрещала, но выдержала, не сломалась. И через несколько секунд Виллему уже взобралась на нее, лежа на животе и стараясь удержать равновесие, со страхом глядя на ведьмовский котел с бурлящей, пенящейся водой.

В глазах у нее потемнело, руки тряслись от напряжения, но она продолжала карабкаться по стволу.

Она была совершенно парализована страхом. Ноги скользили по березовому стволу, но вот, наконец, она нащупала пальцем ноги выступ, на котором росла береза и небольшая ель: почва была неровной, каменистой. Как же ей выбраться на берег?

Она ползла вверх — или, учитывая наклон дерева, вниз — по березе. «О, Господи, — мысленно умоляла она. — Помоги мне! Не дай мне удариться в панику!»

Схватившись за ствол одной рукой, она подтянулась, потом схватилась другой рукой, осторожно и медленно продвигаясь вперед. Береза трещала, и Виллему цеплялась за ствол руками и ногами, боясь сорваться вниз. Она понимала, что стоит ей потерять равновесие, как она заскользит обратно, повиснет на руках, держась за ствол, который может в любую минуту сломаться. Сколько она сможет провисеть так? Сколько сможет выдержать береза?

Но хуже всего было то, что кто-то столкнул ее вниз. Кому могла придти в голову мысль преследовать ее? Никто ведь не знал, куда она пошла.

Бесконечно медленно, с огромным напряжением, она продвигалась вверх — или вниз, — подтягивая под себя колени. Сделав перехват руками, она начинала сгибать ноги.

Вот ступни ее коснулись небольшой каменистой впадины, она искала опору… Нет, ей не на что было опереться, под ногами не чувствовалось «земли». Но она заметила, что береза уже не так сильно прогибается.

Она еще раз сделала перехват руками. И тут береза так угрожающе затрещала, что Виллему замерла на месте, не решаясь пошевелиться. Медленно тянулись минуты, словно капающий из ствола березовый сок.

Журчанье воды отдавалось в ушах и в голове каким-то адским бульканьем. Она вся промокла и обливалась холодным потом, ей казалось, что сердце выпрыгивает из груди. Она подумала, что так можно и заболеть. Заболеть? Какая она наивная! Неужели она думает когда-нибудь выбраться отсюда? Выбраться? Даже если ей, вопреки всему, и удастся забраться на этот скальный выступ, как ей подняться наверх?

До Виллему наконец-то дошла вся серьезность ее ситуации — и из груди ее вырвался душераздирающий крик. Она кричала и звала на помощь, зная, что никто не услышит ее в такой глуши. Никто, за исключением, возможно, одного человека. А он-то как раз и не должен слышать ее. Ведь тогда он придет снова и доведет свое дело до конца. А это для него — или для нее — теперь так просто: качнуть березу шестом или палкой, чтобы Виллему потеряла равновесие. Большего и не требуется.

Виллему лежала на березе уже около часа. Времени для нее больше не существовало. Для нее было неважно, прошла минута или сотня лет, она сбилась со счета.

Мускулы ее были напряжены, но она не осмеливалась пошевелиться, хотя теперь ее опора была достаточно прочной. Пальцы обеих ног касались земли, но она не знала, насколько прочна была эта опора. Она просто нащупывала пальцами траву и молила Бога, чтобы почва не осыпалась вниз.

Единственным спасением для нее была теперь помощь извне, но ожидать ее было напрасно. Сама же она не могла ничего поделать, поскольку каждая ее попытка продвинуться вперед сопровождалась зловещим треском. Лучше всего было теперь не перегружать березу, ее единственного друга.

В лесу начинало темнеть, день подходил к концу. И тут Виллему поняла, что лежит так уже несколько часов. Что же будет, если она не сможет сопротивляться сну?

Она снова издала долгий, безнадежный крик о помощи.

В траве над ней что-то зашуршало. И то, что она услышала этот шорох, несмотря на шум воды, объяснялось тем, что она уже настолько привыкла к нему, что остальные звуки звучали на фоне этого шума.

«Господи, а если это он? И кто же это такой?» Виллему внезапно замолчала.

Сначала все было тихо, потом она услышала голос:

— Марта?

В звучании этого голоса ей послышалась сила — и теперь она видела, что что-то двигалось наверху.

— Нет, я не Марта, — жалобно ответила она, — я Виллему! Будьте добры, помогите мне, я выбилась из сил!

Снова тишина.

— О, Господи, Боже мой! Потерпите, фрекен, потерпите немного! Я сейчас Вам помогу!

Она никого не видела. Вокруг нее не было ничего, кроме страшных скал и воды. Она не осмеливалась поднять голову, чтобы взглянуть на нависший над ней обрыв и видела лишь его нижнюю, не особенно приятную, часть.

Бежали минуты, казавшиеся Виллему вечностью. Ее мускулы и суставы изнемогали от столь долгого напряжения.

И когда она уже подумала, что этот слабый проблеск надежды был всего лишь химерой, фантазией, рожденной ее желанием спастись, она снова услышала голос. Теперь их было два: мужской и женский.