— Эльдар? — улыбнулась она. — Нет, он вел себя совершенно корректно!

Она ухитрилась рисовать в розовых тонах их последние поступки.

Старик встал.

— Вам не следовало совращать его, фрекен, — произнес он голосом, дрожащим от возмущения. — Сначала вы делаете из него бунтовщика, потом обольщаете его — как тут не потерять голову!

— Я? — онемев от изумления, произнесла она. — Я не имею никакого отношения к бунту, он стал бунтовщиком задолго до встречи со мной. Так оно и было. Мы значили друг для друга так много! Именно поэтому я чувствую себя обязанной чем-то помочь вам, свартскугенцам. Если вы в чем-то нуждаетесь, скажите!

— Нет, благодарю, — холодно ответил хозяин. — Хватит с меня и того, что есть. Но ты можешь спросить у наших работников, почему они не могут воспрепятствовать тому, что родственники их хозяев мрут как мухи.

— Н-да… — в замешательстве произнесла она. — Единственное, что может предотвратить несчастье, так это меры предосторожности. И осмотрительность.

— Меры предосторожности! — фыркнул он. — Что ты понимаешь в этом! Можешь думать на этот счет все, что угодно, мне все равно.

Он встал и вышел.

Виллему поняла, что никто не испытывает здесь к ней никакого уважения. Они не видели в ней невестку. Для них она — всего лишь надменная девчонка, спутавшаяся с мужчиной из более низкого сословия, а этого никто не прощает. Она была теперь в их глазах ниже, чем они сами. Ей ничего не оставалось, как поблагодарить за прием и отправиться восвояси не солоно хлебавши.

Возвращаясь по лесной тропинке обратно, она чуть не наткнулась на веревку с петлей на конце, привязанную к наклонному дереву. Виллему развязала ее — и дерево тут же с треском выпрямилось.

— Боже, сохрани, — прошептала она. — Они, что, устраивают ловушки на зверя прямо на дороге? Стоит кому-нибудь попасть в петлю, и ему не поздоровится…

«А если бы я не заметила ее? — пронеслось у нее в голове. — Страшно подумать!»

Ни о чем не подозревая, она продолжала путь к дому.

Наконец лес кончился, и она увидела перед собой Гростенсхольм.

Она чувствовала в душе беспредельную пустоту. «Что у меня осталось? Мечта о человеке, который никогда не будет моим? Почему я так отчаянно цепляюсь за воспоминания о нем? Потому что у меня нет другого, это печальная истина. Любой девушке в моем возрасте необходимо о ком-то думать».

Эльдар… Воспоминания о нем становились блеклыми и тусклыми. И вместо него она видела… Нет, это так глупо!

Виллему шла дальше. Ей хотелось поговорить с Ирмелин. Теперь у них было нечто общее, и к тому же она давно не видела подругу.

И она направилась прямо в старый, милый ее сердцу дом.

2

У Ирмелин был рассеянный, отсутствующий вид.

— Ах, это ты, Виллему? Где ты пропадала последнее время? В воскресенье я не видела тебя в церкви.

Виллему всегда находила повод, чтобы не сидеть, зевая, в церкви.

— Пойдем в мою комнату, — продолжала Ирмелин, — я как раз испекла пирог, чтобы как-то скрасить одиночество.

В комнате Ирмелин — совершенно не похожей на комнату Виллему, более светлой и нарядной, — они сели возле окна.

— Ты хочешь сказать мне что-нибудь особенное? — кокетливо спросила Ирмелин.

— Нет, просто хочу с тобой поболтать. Нам ведь обеим сейчас трудно.

Ирмелин вздохнула.

— Да. Мне кажется, что жизнь моя кончена.

— Моя тоже, — кивнула Виллему.

Но так ли это было на самом деле? Разве в ней не жили мечты о будущем, хотя она и старалась их не замечать?

— По крайней мере, когда дело касается любви, — добавила она.

— Да. Иногда мне хочется поставить на всем точку.

— Но ты не должна этого делать! — горячо возразила Виллему. — Я сама так думала, когда умер Эльдар, но мы не должны приносить горе своим родителям, ведь кроме нас у них никого нет.

— Я это знаю. Только мысль об этом удерживает меня…

Они замолчали.

— Ах, Ирмелин, — печально произнесла Виллему. — Я так понимаю тебя! Ее подруга выпалила:

— Иногда мне хочется, чтобы мы повторили поступок Таральда и Суннивы. Так, чтобы мы вынуждены были пожениться.

— И вы этого еще не сделали? — осторожно спросила Виллему, отрезая себе большой кусок пирога. Теперь их разговор перестал носить трагический характер, можно было перейти к менее захватывающим вещам, позволить себе вольности.

— Нет, ты с ума сошла! — воскликнула Ирмелин. Губы ее дрожали. — Но однажды мы были близки к этому…

— Эльдар все время хотел этого, — доверительно произнесла Виллему, — но я отказывала ему. Теперь я рада, что поступала так.

— Он целовал тебя? — прошептала Ирмелин.

К своему ужасу Виллему не могла вспомнить, делал он это или нет. Стыд и позор, если человек забывает такое!

— Конечно, — уклончиво произнесла она. — Но ты бы послушала, какие прекрасные слова он говорил мне перед смертью! Ах, это было просто божественно!

Ирмелин не интересовали такие высокие материи, .

— Ты чувствовала что-нибудь особенное, когда он бывал рядом?

— Когда он умирал?

— Нет, нет, когда он обнимал тебя.

Виллему мысленно увидела перед собой лицо, не имеющее никакого отношения к их разговору. Плутовские, сверкающие золотом глаза, черные брови, темные волосы.

— Что? Ах, да, когда он…

Она опять увидела это лицо, путающее ее мысли. Что-то она не припоминает, что именно чувствовала в объятиях Эльдара! Это было так давно.

«Исчезни, глупая рожа, мне надо думать об Эльдаре!»

— Нет, я точно не помню, — выдавила она. — Но я понимаю, что ты имеешь в виду. Однажды, когда мы сидели рядом, я почувствовала что-то такое…

— И что же?

Нет, не могла же она сказать, что, думая об одном человеке, который вовсе не является Эльдаром, она чувствует, что у нее подгибаются ноги?!

— Ничего. А ты что чувствовала?

Выражение лица у Ирмелин стало мечтательным.

— Когда Никлас прижимает меня к себе, касается щекой моей щеки…

— И что же? — с интересом спросила Виллему.

— Тогда я чувствую, что не смогу остановить его, если он захочет чего-то большего.

Виллему почувствовала тоску: ей тоже захотелось пережить нечто подобное.

— Значит, вы бывали близки?

— Ах, да! Однажды мы чуть было не… Нет, я не хочу говорить об этом. Это для меня священное воспоминание.

— Понимаю. Нет, так далеко мы с Эльдаром не заходили. Он был немного диковат, ты же знаешь.

Но выражению лица Ирмелин она поняла, что ей никогда не нравился Эльдар. Она удивилась, что теперь ее это не трогает, тогда как раньше она приходила в ярость, если кто-то морщил нос при виде него. Значит, ее любовь умирает? Значит, она сама оказалась такой нестойкой?

— Я написала Доминику, — без всякой связи с предыдущим сказала она.

— Об Эльдаре? — удивилась ее подруга.

— Нет, совсем не о нем.

— Но почему ты написала именно ему? Между вами всегда была неприязнь.

Виллему ухватилась за эту мысль.

— Да, но именно поэтому я и написала ему. Чтобы положить конец всяким препирательствам и поддразниваниям. Но он не ответил мне, — удрученно добавила она.

— Я так и думала. Он живет своей жизнью. Возможно, он уже женился, ведь он так хорош собой.

Это был кинжал в сердце Виллему. Доминик — женат? Это было бы для нее печальной новостью.

— В таком случае, мы об этом узнали бы, — еле слышно произнесла она.

— Вовсе не обязательно, — бессердечно продолжала Ирмелин. — Почта работает из рук вон плохо.

Эти слова снова вонзились кинжалом в ее сердце и вместе с тем утешили ее. Если почта работает плохо, еще есть надежда получить от Доминика ответ.

Ирмелин глубокомысленно произнесла:

— Никлас, Доминик и ты. Я всегда была лишней. Ах, как бы мне тоже хотелось иметь такие же желтые глаза! Чтобы быть с вами! Но я простая смертная.

Виллему была иного мнения. Но на этот раз она вдруг почувствовала безмерную гордость за свою принадлежность к избранным.