— Вашу сестру? — переспросил Калеб. — Как ее звали?

— Августина дочь Фредерика, вдова крестьянина из Агдера.

Такую они не знали, священник тоже.

— Почему вы решили, что она может быть здесь? — спросил Андреас.

— Она прислала мне письмо из Кристиании, — ответил человек, — и сообщила, что собирается в Гростенсхольм.

— Когда это было?

— В апреле.

— И с тех пор вы ничего о ней не слышали?

— Ничего.

Взяв его за руку, Калеб сказал:

— Это для нас важные сведения. Пойдемте ко мне домой, перекусим, а потом поговорим о деле.

— Вы что-нибудь знаете о моей сестре?

— Надеюсь, что речь пойдет не о вашей сестре, поскольку это очень печальные известия. Но идемте же, карета подана!

Через полчаса они были в Элистранде, где собрались люди из Линде-аллее и из Гростенсхольм а, чтобы поздравить Эли и Андреаса. Священник тоже поехал с ними.

Калеб послал за судьей.

— Вы говорите, четыре мертвых женщины? — человек побелел от страха.

— Да. И ни одна из них не была жительницей округа. Но наш замечательный судья был так заботлив, что распорядился сжечь мертвых, прежде чем мы могли опознать их.

— Сжег?

— Да, к сожалению. Скажите, ваша сестра имела какое-то отношение к колдовству?

— Боже упаси!

Человек был потрясен одной мыслью об этом.

— В апреле… — произнес Андреас. — В таком случае, это могла быть та, которую мы нашли первой.

Та, на которую он наехал плугом, — но об этом он промолчал.

— Мы не знаем, была ли ваша сестра, Августина дочь Фредерика, одной из них, — задумчиво произнес Аре. — Но мысль об этом напрашивается сама собой.

Аре торжественно восседал на лучшем стуле Калеба, сделанном из цельного дерева: настоящий патриарх с длинной, седой бородой. В его волосах были еще темные пряди, такие же густые, как в юности. Лив тоже поседела, но поскольку волосы ее раньше были рыжими, оттенок седины был иным, чем у брата. Впрочем, несмотря на свою внушительную бороду, Аре не казался стариком. Осанка у него была прямой, взгляд — молодым, хотя в глазах и остался след пережитых трагедий.

Маттиас, почти безотрывно смотрящий до этого в глаза Хильды, сказал спокойно:

— Но мне удалось в сумерках осмотреть трупы двух женщин. Их лица до сих пор стоят у меня перед глазами.

«Возможно ли это? — подумали остальные. — В этих лицах оставалось так мало человеческого!»

— Андреас прав, — продолжал Маттиас, — когда сказал, что ею не могла быть та, которую убили последней — труп был слишком свежим. Но предыдущая могла оказаться ею. Две же остальные пролежали в земле всю зиму. Была ли в ее волосах проседь?

— Да, была.

— Она красиво одевалась?

— Всегда! Моя сестра была очень состоятельной, получив наследство от мужа.

Все переглянулись, начиная понимать, в чем дело.

— Если я не ошибаюсь, у нее не хватало двух нижних зубов, — добавил Маттиас. Человек чуть не вскочил с места.

— Да, это так! Это Августина!

Он снова сел на диван.

— Ах, значит, она все-таки мертва! Такая трагическая гибель…

— Не хотите ли вы помочь нам отыскать ее убийцу? — спросил Андреас.

— Конечно! Если я смогу быть чем-то полезен…

— Значит, решено. О чем же писала ваша сестра из Кристиании?

— О всяких неприятностях… — уклончиво произнес человек. — Об этом не хочется рассказывать.

— Мы не болтливы, — сухо заметил Бранд.

— Спасибо. У меня с моей сестрой были глубокие разногласия по поводу ее поездки… После смерти мужа Августина чувствовала себя одинокой. Она ведь была еще в самом соку, была состоятельной и… Да, она хотела снова выйти замуж. Но дома для нее не находилось подходящей пары — мы из богатых, так что приходится считаться с условностями.

— Это понятно, — мягко вставила Лив.

— И вот Августина узнала про одну даму в Кристиании, которая устраивала… гм… знакомства. Все это очень прилично, без пошлостей или низостей.

— В самом деле, — заметила Матильда, — я слышала о ней. Ее звали не мадам Скаре?

— Мадам Сване. И вот моя сестра… отправилась в Кристианию, чтобы найти ее. Я был против этого.

Было заметно, что ему очень неприятно рассказывать об этом.

— Она пробыла некоторое время в столице. Потом я получил письмо — и это было последнее известие от нее. Я долго разыскивал ее в Кристиании и в других местах, но безрезультатно.

— Значит, нам нужно обратиться к этому письму, — сказал Андреас. — Вы не помните, о чем она писала?

— Оно у меня с собой, — сказал он и полез в карман.

— Прекрасно! — сказал Андреас.

— Будем ждать судью? — спросил Таральд.

— Этого идиота? — фыркнул Бранд. — Он и так уже испортил все дело. Мы перескажем ему содержание письма как-нибудь потом. Вы не могли бы прочитать его вслух?

— Да.

Августина писала:

«Дорогой брат!

Я только что нанесла визит глубокоуважаемой мадам Сване — и это было весьма забавно. Но эта проницательная женщина поняла, что я явилась с самыми лучшими намерениями, и представила мне несколько серьезных кандидатур.

(Боже мой, подумали многие из присутствующих, что за выражения! )

С двумя из них я встретилась, но они оказались не в моем вкусе. Но сегодня я встретилась еще с одним, очень подходящим мужчиной, знатным и состоятельным. Так что завтра после обеда я еду в Гростенсхольм, чтобы лучше познакомиться с его владениями.

Я многого жду от этой поездки, он повезет меня в своей карете. Так что я покидаю этот жалкий постоялый двор и вернусь домой, как только все определится. Не забудь…»

— Нет, дальше идут тривиальные наставления, — закончил он, складывая письмо.

— Вот видите, — сказал Бранд, — наконец-то мы напали на след! Вы, конечно же, навещали мадам Сване?

Человек потупил взор.

— Нет, не навещал. Как я уже говорил, я был против того, чтобы моя сестра посещала подобные заведения (выражаясь языком моей сестры), и мне не хотелось связываться с подобного рода домами. Поэтому я приехал прямо сюда.

Андреас встал.

— Итак, чего же мы ждем? Калеб, Маттиас! Сейчас же едем в столицу!

В глазах Эли появилась тревога.

— Но, Андреас, — возразила Матильда. — Как же быть с помолвкой? Подумай о своей возлюбленной! И священник здесь…

— Да, конечно, — пристыженно произнес он, садясь рядом с Эли. — Прости, любимая, я несколько погорячился.

Улыбнувшись, Эли сжала его руку.

— Вы трое перекусите и немедленно отправляйтесь в город, — сказала Габриэлла. — Думаю, это не следует откладывать до завтра. А после вашего приезда мы отпразднуем помолвку.

— А как же моя длинная речь? — недовольно произнес Калеб. — О том, что не только не потерял дочь, но еще и приобрел сына и все, что к нему прилагается?

— Тебе придется пока на этом закончить, — сказала Габриэлла, — а остальное оставить до свадьбы. Когда ты напоишь всех гостей так, что они будут валяться под столом, ты сможешь произнести свою марафонскую речь!

— Пожалуй, ты права, нам следует сейчас же отправляться в путь.

Приезжий тоже встал и произнес:

— Было бы очень любезно с вашей стороны, если бы вы… Дело в том, что Августина имела при себе большую сумму наличными, и поскольку наследником являюсь я, то…

Вот оно в чем дело!

— Конечно, — коротко сказал Калеб. — Но я думал, что вы… уже получили деньги от того неизвестного, имеющего серьезные намерения человека из округа Гростенсхольм…

Приезжий страдальчески посмотрел на него.

— Вы действительно хотите ехать в Кристианию прямо сейчас? — озабоченно спросила Лив. — Говорят, в Копенгагене свирепствует страшная чума и эпидемия готова вот-вот начаться в Кристиании. Возможно, она уже началась…

— Я ничего об этом не слышал, — сказал Маттиас.

Она всплеснула руками.

— Я так волнуюсь за Сесилию и ее семью. Не могу спать по ночам!

— Габриэльсхус далеко от Копенгагена, бабушка, — сказала Габриэлла. — А папа с мамой такие осторожные, они позаботятся и о малютке Лене.