— Это звучит дико, — сказал Андреас, — хотя в этом что-то есть.

— Но я не думаю, что кто-то из этих троих злой, — сказала Ирья.

— Мы тоже так не думаем, — согласилась Лив. — Злым был первый ребенок, это было совершенно ясно, вы сами бы это поняли, если бы видели Ханну! Девочка была просто вылитая Ханна! Нет, наши малыши унаследовали другие свойства. Я полностью убедилась в этом, когда увидела Доминика. В нем собрано все самое лучшее.

— Каким образом? — спросил Микаел.

— Я отвечу на твой вопрос, — сказал Маттиас. — Как тебе известно, у меня хранится магическое наследство Людей Льда: лечебные травы, колдовские средства, рецепты. Мой долг — найти наследника всего этого, когда придет время. И нет ничего легче сделать это. Все это достанется Никласу, сыну Андреаса. В его руках есть чудодейственная сила.

Лив кивнула.

— Его руки обладают той же силой, что и легендарные руки моего отца Тенгеля. Только это свойство еще не развито у Никласа.

— А Виллему? — спросил Микаел. Габриэлла вздохнула с улыбкой.

— Она дикая и необузданная, в ней столько стихийной любви к жизни!

— Да, — кивнула Лив, — я узнаю в ней ту неодолимую радость жизни, которая была у Суль. И есть отчасти у Сесилии.

— И вот появляется Доминик с его чувствительностью к настроениям других. Расскажи нам о Доминике, Микаел!

— Хорошо. Но сначала один вопрос: кто жил в этой комнате, где мы спим?

— Почему ты спрашиваешь? — настороженно произнесла Лив.

— Мальчик разговаривал с кем-то во сне. И это была не обычная болтовня во сне, это была настоящая беседа. Он смеялся и шутил с кем-то…

В наступившей внезапно тишине Лив прошептала:

— Суль. Мы вместе с Суль спали в этой комнате в детстве. Она опять вернулась, и это уже не в первый раз!

— Ее дух продолжает жить, Микаел, — со слезами на глазах произнесла Сесилия. — Никто не может видеть ее, но мы с Александром однажды почувствовали ее присутствие — в лесу…

— Мы с Хильдой тоже, — сказал Маттиас. — Какой-то плутовской смех среди ветра…

— И у Колгрима был с ней своеобразный контакт, — сказал Калеб. — И это вполне естественно, ведь он был ее внуком и тоже, как и она, «меченым». Но Доминику нечего бояться, она не желает ему зла.

— Нет, бояться ему нечего, — улыбнулся Микаел. — Скорее, ему нужно радоваться.

— Ни один человек на земле так не любил свою семью, как Суль, — сказала Лив. — Поэтому вполне логично, что она снова появляется здесь. Она была настоящей ведьмой и обещала Аре, что вернется. В более мягком виде, как она выразилась. Я вижу, что в Сесилии есть много от нее.

— Да, — согласилась Сесилия, — во мне есть многое от Суль, это верно.

— Я тоже так считаю, — добавил Александр, — ты моя маленькая ведьма!

Сесилия ущипнула его, словно оба они были подростками.

— Теперь твоя очередь, Микаел, — сказал Андреас. — Расскажи о своей жизни и о Доминике!

— Хорошо. Но можем ли мы быть совершенно уверенными в том, что нашим детям не передалась дурная наследственность?

— Ты намекаешь на Тронда? — тихо спросил Бранд.

Микаел кивнул.

— Да, Тронд… — вздохнул Аре, — это наше наказание. Каким он был прекрасным малышом, и вдруг… в нем проявилось все это зло!

— Отец знал об этом, — сказала Лив. — Он видел признаки этого, но ничего не мог с этим поделать.

— Мысль о колдовском наследии разбудила в Тронде злое начало, — сказал Бранд, — в нем поселилась та самая тоска, которая в свое время толкнула Колгрима на совершение ужасных поступков. Маттиас, будь осторожен! Давайте все будем осторожными! Не говорите об этом двум другим детям! Мы ведь не можем знать наверняка…

— Я согласна, — сказала Габриэлла, — и я знаю, что в Виллему нет ничего злого. Но ведь и в Тронде ничего такого не было…

— Я тоже так думаю, — сказал Микаел. — После всего услышанного мною здесь я прихожу к выводу, что опасность подстерегает того, кто владеет наследством. Я ничего не скажу об этом Доминику.

— И правильно сделаешь, — вставил Андреас. — Дети, конечно, знают, что наследство существует. Но они никогда не слышали о том, что после Маттиаса владеть им будет Никлас, — он загадочно улыбнулся. — Какие это красивые дети, все трое желтоглазых! Только бы в них не было зла!

Лив и Аре переглянулись. Оба они были обеспокоены одним и тем же: в одном из них они не было до конца уверены, у обоих было слабое предчувствие, что… Это был признак, который можно было оценивать двояко, и в глубине души они молились о том, чтобы развитие пошло в правильном направлении.

Оторвавшись от своих мыслей, Аре сказал:

— Давайте же послушаем историю Микаела!

Все расселись поудобнее, Матильда принесла еще пива и наполнила кружки. И Микаел начал.

— Я всегда был одинок. Это одиночество идет изнутри и не может быть преодолено никакой дружбой. Оно существует само по себе.

Аре кивнул.

— Тарье тоже носил нечто подобное в себе. Но у него это проявлялось не в таких масштабах.

Говорить Аре было нелегко, дыхание его было тяжелым и прерывистым. Но голова оставалась ясной, хотя спина и грудная клетка были настолько повреждены, что он не мог пошевелиться.

— Как я уже говорил вчера, детство мое было суматошным, — продолжал Микаел, — вплоть до того дня, когда Марка Кристина вышла замуж за Габриэла Оксенштерна, и я поселился у них. Я точно не знал, кем хочу стать. Фактически я не знаю этого и теперь. Я пробовал учиться, как мой отец Тарье, но это меня особенно не привлекало. Не в этом мое призвание. К моему несчастью муж Марки Кристины был офицером, для него профессия воина была совершенно естественной, и ему казалось, что это подходит и для меня. Я не мог сказать ему «нет», потому что я всегда старался угодить другим.

— Стало быть, ты принадлежишь к числу таких Людей Льда? — вырвалось у Сесилии. — Бедный мальчик!

Микаел улыбнулся. Ему показалось, что сама Сесилия не относится к числу особенно покладистых.

Все обратили внимание на то, что он время от времени посматривает в окно.

— Ты думаешь о детях? — спросила Матильда, вставая.

— Да, — как бы извиняясь, улыбнулся он. — Мне интересно, как ведет себя Доминик.

Матильда и Сесилия посмотрели во двор.

— Они разделились, — сказала Сесилия. — Лене и Ирмелин явно нашли друг друга, обе они типичные хозяюшки. Они играют с маленьким Тристаном, как с куклой, укладывают его, как в постель, в поилку для лошадей. Слава Богу, что там нет воды.

— С младшим Паладином все в порядке? — не без опаски спросил Александр.

— Твое самолюбие проявляется буквально во всем! — рассмеялась его жена.

— Тристан слишком ленив, — усмехнулся Танкред.

— Зато о других этого не скажешь, — вставила Матильда. — А вот и они! Виллему, Никлас и Доминик забрались на сеновал, сидят там и о чем-то болтают.

— Трое с кошачьими глазами! — заметила Сесилия. — Уж эти-то точно нашли друг друга! Любопытно было бы послушать, о чем они болтают!

Микаел успокоился, все опять сели на свои места.

— У тебя был сын уже тогда, когда мы встретились в Бремене, — весело произнес Танкред, — но ты ничего не сказал об этом. Ты ведь женат, не так ли?

Помедлив немного, Микаел ответил:

— Да, я женат.

В комнате опять стало тихо.

— Мне кажется, ты должен рассказать о своем браке, — спокойно сказала Лив.

— Я… не вернусь обратно. Не позаботитесь ли вы о том, чтобы Доминик получил надежный эскорт до замка Мёрбю, что к северу от Стокгольма? Анетта, моя жена, очень привязана к нему. Мальчик для нее все.

— А как же ты? — спросил Аре после некоторой паузы. — Ты останешься здесь?

— Ненадолго, — все тем же безразличным тоном ответил он. — Мне нужно дальше…

— Куда же?

— У меня есть цель.

Видя, что ему не хочется давать объяснения, Сесилия спросила:

— Значит, твой брак несчастливый?

Микаел вздохнул.

— Это брак по договоренности. Мои приемные родители устроили его. И я послушался их, как обычно, — он снова вздохнул. — Но с годами я обнаружил, что все это обернулось против меня… Если на острове живет сто человек и 99 из них тактичные люди, то побеждает все равно грубиян, ведь тактичные люди не отвечают грубостью на грубость. Мне все это известно, но, вопреки этому, я прежде всего думаю о других. В этом есть нечто абсурдное.