– Что? А, куртка. А я уже забыл о ней.

Может ли голос звучать так равнодушно? Виллему этому не верила.

Остаток дня она провела, как пьяная. Никогда дни не были такими потрясающими, как те, когда ремонтировали конюшню в Липовой аллее. Вскоре ей пришлось вернуться домой, но будет еще один день: дождь задержал их, они не справятся, даже если будут работать изо всех сил вплоть до позднего вечера.

В общем-то у Эльдара не было времени поговорить с ней, и весьма сомнительно, что ему хотелось этого. Но взгляд его время от времени падал на нее. Она видела это достаточно хорошо и радовалась. Она была так переполнена ликующим счастьем, что онемела. Только бродила вокруг в восхищении!

Приехал Калеб и забрал свою дочь. Ему показалось, что ее интерес к строительству конюшни стал слишком бросаться в глаза.

Обычно благородные девицы не принимали участия в таких делах, фу, конечно, нет! Но Виллему всегда была самостоятельной, девушка-мальчик, делавшая все так, как ей хотелось. Калеб и Габриэлла позволили ей это, но все же не спускали с нее глаз. Бабушка Лив перед смертью имела с ними серьезный разговор.

«Будьте осторожны с Виллему, – говорила она. – Она подобно Суль, моим родителям всегда было трудно сдерживать эту девушку. Ведите Виллему на ослабленных вожжах, не перебарщивая при этом. До тех пор она сама не нанесет себе или другим вреда, то есть дайте ей следовать своим побуждениям. Сейчас Виллему не представляет собой даже десятой доли той опасности, какой была Суль. Если моя приемная сестра не добивалась исполнения желаний, то месть ее была ужасна. Виллему того не сделает. Но ей нужно быть свободной. Понимаете?»

Они понимали и всегда поступали в соответствии с этим наказом. И, может быть, в том, что она пошла помогать в Липовую аллею, ничего дурного не было?

Калеб попал в ту же ловушку, в которой оказывались отцы всех времен. Считая свою дочь ребенком, он не мог и представить себе, что его маленькое золотко думает о мужчинах! Или, что мужчины уже кладут глаз на это невинное дитя. Он был бы весьма шокирован, если бы прочел мысли Виллему. Не тем, что эти мысли появились у дочери, они пока еще были абсолютно чистыми. Виллему преследовала неясная идея о взаимной любви между ней и Эльдаром из Черного леса. О том, как симпатия душ сводит их вместе, как они будут сидеть вместе, она на его руках. О-о! Какими сильными они должны быть! И они смогут говорить обо всем; она будет доверять ему свои мечты, свои стремления в жизни, а он позволит ей участвовать в его мыслях. И может быть, может быть, он пожелает… нет, сначала он будет ласкать ее волосы, они ему понравятся, потому что они красивы, а она будет смотреть вверх в его голубые глаза, которые будут тепло улыбаться ей. А потом… потом он поцелует ее.

При мысли о чудесном поцелуе Виллему трепетно вздохнула.

О том, что будет дальше, она никогда не думала. Не размышляла над тем, что любовные отношения могут заключать в себе и нечто большее.

Если б он только мог проявить к ней больший интерес! Она чувствовала себя выброшенной в холодный мир, когда он не хотел интересоваться ею.

На следующее утро она еще издалека увидела, что конюшня поднялась заново. Крыша была почти готова.

Видимо, люди работали до поздней ночи.

С покрасневшими от ожидания щеками она вошла во двор.

Мужчины стояли одной группой и разговаривали. Эльдара не было.

– Что случилось? – спросила она. Никлас ответил:

– Вчера вечером убили одного из работников Гростенсхольма. Одного из тех, кто стрелял по ворам в то утро, ты помнишь. Он лежал мертвый в можжевельнике на горе, что поднимается над Элистрандом. Другой обвинил в убийстве Эльдара. Они вчера поздно вечером возвращались с моря, где ставили верши. По дороге к морю на фоне неба видели силуэт Эльдара. Он стоял и смотрел на Элистранд. Когда же они возвращались, то один ушел вперед, а другой поотстал и на дороге обнаружил своего товарища мертвым. Тот лежал с ножом в спине. С ножом Эльдара.

Никогда она не видела, чтобы цвета осеннего дня были такими пронзительно четкими! Она могла слышать громкие голоса мужчин в пустоте двора, она могла ощутить малейший треск в траве, когда ломалась замерзшая соломинка.

Единственная разумная мысль, пришедшая ей в голову.

– Оставить свой нож на месте преступления? Это же глупость!

– Да, непонятно. – Оцепенение не покидало ее.

– А где Эльдар сейчас?

– Бежал в леса. Фогд и его люди отправились за ним.

Никлас отошел и стал разговаривать с другими, а Виллему осталась стоять посреди двора, окруженная невыносимым, прозрачным как стекло воздухом.

Она была почти парализована, а мысли неслись в ее голове словно шумящий водопад. Она была не в состоянии отличить одну от другой, их было такое множество и приходили они одновременно. Сомнение…

Он не делал этого, не делал. Это ложь, ложь! Страх… Подумай… О?.. Неужели правда? Нет, этого не может быть, он же мой!

Удивительный аргумент, но в этот момент Виллему не могла мыслить логически. И за всем этим крылось бездонное горе. И даже хуже, подстрекающая радость. Около Элистранда? Эльдар стоял и смотрел на Элистранд!

Хотел видеть ее? Виллему?

От хаоса в голове на глазах ее появились слезы.

Грудь заболела от всего, что свалилось на нее в течение нескольких минут. Она хотела, чтобы время пошло вспять до того прекрасного момента, когда она пришла в Липовую аллею и думала, что возможно увидит его.

Теперь все в прошлом. Все!

Эльдар – убийца? Она не верила в это. Зачем ему убивать работника Гростенхольма? Даже если это тот, кто ранил его и убил его родственника утром того дня, когда они попытались украсть продукты в поместье.

Кровная месть.

«Нет, не Эльдар! Никогда раньше кровной мести не было. Жители хутора Черный лес ненавидели их, угрожали им, но никогда ничего против их не предпринимали. А сейчас один из них убит. Один из людей Гростенсхольма.

«Нет, нет, нет! – твердила она. – Для Эльдара это не причина! Но почему, почему?»

Она скоро получила ответ. Чтобы переговорить с Никласом из Гростенсхольма пришла Ирмелин. Виллему сразу вцепилась в нее.

– Это правда? Что ваш работник убит? И что убил его Эльдар?

Ирмелин удивленно взглянула в ее дикие глаза.

– Не принимай близко к сердцу смерть этого человека, – сказала она. – Они оба доставляли нам много хлопот, люди опасные!

Не о работнике беспокоилась Виллему.

– Я не верю, что это сделал Эльдар. Он не такой. Он не питал к нам ненависти.

Человек становится слеп, защищая своего любимого.

– Может быть, – согласилась Ирмелин. – Но, ты помнишь, что эти двое пришли к нам из поместья Воллер. Их оттуда выгнали, а отец питает слабость к несчастным.

От Воллеров? Она снова ощутила трепетную дрожь воздуха, характерную для ясных осенних дней. Рябина вдали на обочине сверкала кроваво-красными ягодами. Вверху на холме деревья были покрыты белым инеем.

Воллер? Вот где кровная месть, об этом рассказывал Эльдар сам. Если он узнал, что эти работники пришли от Воллеров…

Нет, нет, не Эльдар! Эльдар, давший ей куртку, хотя и с резкими, саркастическими словами, но за ними скрывалось хорошее намерение.

Он, который стоял на холме подле Элистранда и смотрел на ее дом!

Ирмелин увидела Никласа и, извинившись, отошла.

Виллему очнулась и решила действовать. Она решительно подошла к младшему брату Эльдара, с которым в эти дни разговаривала несколько раз.

– Где Эльдар?

Брат медленно с презрением повернулся к ней. Осмотрел ее с ног до головы.

– Не скажу. Никому не скажу.

– Я знаю, что он невиновен, – произнесла Виллему.

– Знаешь? Откуда?

– Нет, я…

Ответа у нее не было. Интуитивных догадок этот парень не поймет, это ясно.

Она понимала также, что никогда никто из них не скажет, где прячется Эльдар. Прежде всего ей. Она принадлежит лагерю противника и может отправиться к фогду.

О, так мало они знают!