— Да, люди покинули его. Потому что однажды в нем объявился сатана.
— Как он выглядел!
Описание студента полностью совпадало с тем, что Дан уже знал.
— Да, да, я ищу следы именно этого человека! Но хотя он и был истинным воплощением Зла, это был еще не сам сатана, а лишь один из его служителей. Когда же это случилось?
— Не знаю. Но только до чумы, это точно.
— Все совпадает. По моим сведениям, это должно было произойти в конце XIII века.
— Вполне возможно. Так вот, этот незнакомец, который одним своим видом нагонял на людей ужас, пытался заговорить с горожанами, но те от страха теряли дар речи. Рассердившись, он сказал жителям Зальцбаха, что проклял их город и пробормотал заклятия на непонятном языке. После этого жители поспешили покинуть Зальцбах. Со временем город разрушился и исчез с лица земли. Я даже не знаю, где именно он стоял. Возможно, все это только легенда.
— А куда уехали люди?
Студент покачал головой.
— Этого не знает никто. Разбрелись по свету. Но в Зальцбург не пришел ни один, иначе здесь знали бы это предание.
— А что случилось с тем незнакомцем?
— Говорят, он отправился дальше на юг.
Это совпадало с тем, что слышал Дан.
— Он был старый?
— Как первородный грех!
— И с тех пор его никто не видел? И с юга не доходили никакие слухи?
— Нет. Люди считали, что он скрылся под землей. И верно…
Студент задумчиво поднял голову.
— Что, верно?
— И верно, он и сам говорил, что хочет спуститься под землю!
— Значит, люди все-таки разговаривали с ним?
— Нет, но они слышали, как он, произнеся заклятия, сказал, что хочет спуститься под землю.
— Он говорил по-немецки? — недоверчиво спросил Дан.
— В те времена германские языки еще не так сильно отличались друг от друга. Но я никогда не слышал, что он был норвежец.
— Бог его знает, кто он был, — буркнул Дан себе под нос.
Больше студент не мог рассказать ничего.
Дан поехал в горы, но о городке под названием Зальцбах там не сохранилось даже воспоминания.
Поиски пришлось прекратить. Где именно на юге искать следы Тенгеля Злого, Дан не знал. Деньги были на исходе, и продолжать путешествие было не на что.
Не доведя дело до конца, Дан вынужден был повернуть обратно. Правда, добытые им сведения подтверждали догадку Ульвхедина: в Норвегии нет могилы Тенгеля Злого. Если он где-то и был похоронен, то наверняка южнее Зальцбурга.
Дану оставалось удовлетвориться этим.
Ингрид Линд из рода Людей Льда быстро поняла, что совершила ошибку, приехав в Кристиансанд. Она часто писала домой, но своего адреса не указывала, опасаясь, что родители станут писать ей на имя фру Ингрид Франке, которой она так и не стала. Еще в первом письме она сообщила родителям, что служба Тура Эгиля заставляет их беспрестанно переезжать с места на место и потому у нее нет постоянного адреса. Ингрид избегала риска.
Получить место служанки, вопреки ее ожиданиям, оказалось не так-то просто. Как ни странно, мешала ее внешность. Господа, к которым приходила наниматься Ингрид, удивлялись, почему девушка с такими умными глазами и хорошими манерами хочет поступить в услужение. Приходилось объяснять, что по вине бесчестного человека она попала в трудное положение. (Бедный Дан, это он-то бесчестный! ) После этого хозяйки немедленно отвечали ей отказом. Ни одна из них не пожелала взять к себе распутную девку. Все гнали ее прочь. Девица с такими вызывающими рыжими волосами и дьявольским цветом глаз никогда не получит работу в их добропорядочном доме. Сразу видно, что это за штучка. Хозяйки мгновенно забывали, что только что глаза Ингрид казались им умными, а манеры — хорошими. Получив очередной отказ, Ингрид быстро бормотала проклятие и уходила. Она желала хозяйке прыщей на лице или чирий на ягодице. Неудачи не отбили у нее чувство юмора.
Наконец она получила место в маленькой усадьбе в Нисседале. У двух холостых братьев и их незамужней сестры. По скупости они никогда прежде не держали прислугу. Ингрид сразу же раскрыла все свои карты, и в глазах у хозяев загорелся жадный огонь.
В таком случае она будет получать меньше, чем принято платить прислуге, ведь хозяева рискуют своей репутацией, беря в дом такую, как она.
Неужели можно платить еще меньше того, что они согласны были бы платить обычной работнице, с горечью подумала Ингрид, но условие приняла, покорившись судьбе. Стояла поздняя осень, и времени на поиски лучшего места у нее не оставалось.
Большую часть приданого Ингрид прожила, пока искала место. Но кое-какие деньги она все-таки отложила себе на черный день.
Ингрид работала, не жалея сил. И днем, и ночью. Вставала в три утра, ложилась в одиннадцать, хозяева взвалили на нее всю работу по дому и в хлеву, а сами мастерили поделки, которые продавали в Кристиансанде. Но Ингрид была сильная, и хозяева были ею довольны. С готовностью берясь за самую тяжелую работу, Ингрид лелеяла тайную мысль — избавиться от ребенка, которого она носила. Она его ненавидела и надеялась, что из-за тяжелой работы у нее случится выкидыш.
Но ее надежды не оправдались. Беременность становилась заметней с каждым месяцем.
Ингрид ложилась спать бледная, измученная, у нее ломило спину, ночью она просыпалась от боли во всем теле, но ребенку ничего не делалось. Сначала она считала, что ей поможет корень мандрагоры. По ночам она прижимала его к животу и шептала заклинания: «Забери чужое тело, что я ношу в себе! Оно не мое, я не просила о нем».
Но, видно, жизнь, зачатую с помощью этого корня, — а его крохотный кусочек был в том приворотном зелье, которое они с Даном выпили, — он уничтожить не может. Так размышляла Ингрид. Ей не помогало ничего. Она вспомнила рассказы о том, что на детей из рода Людей Льда, которым суждено было жить, не действовали колдовство и магия.
Такие дети почти всегда рождались с печатью Людей Льда.
Ей приходилось помнить об этой страшной возможности. Впрочем, она сама была отмечена печатью, а у таких, как она слышала, рождались обычные дети.
Никто не знал, что ее ждет.
Время шло, и Ингрид становилось все очевиднее, что, хочет она того или нет, а родить ребенка ей все-таки придется. Господи, как она его ненавидела!
Иногда Ингрид доставала корень мандрагоры, орудие древней магии, и подолгу рассматривала его. Корень был большой, но плоский, его не было видно, когда она носила его на себе. Впрочем, днем она не надевала его на шею, он мешал бы ей во время работы. Она носила корень на ремне, повязывая его вокруг талии под юбкой.
Ствол корня был похож на туловище, из которого росли руки и ноги, они были слегка согнуты, как будто корень танцевал, подняв руки. На руках были корневые волоски, напоминавшие пальцы, но от ног подобные волоски, видимо, отрезали. Голова и лицо были видны отчетливо, кто-то давным-давно наметил рот и глаза — лицо мандрагоры пугало своим человеческим выражением. И, без всяких сомнений, корень был мужского пола, на нем сохранился крохотный отросток, находившийся именно там, где нужно.
Ингрид часто задумывалась, живое существо корень мандрагоры или нет. Такие мысли больше не внушали ей страх. Несколько раз ей казалось, что корень предъявлял неоспоримые доказательства того, что он одушевленное существо. Иногда его руки и ноги меняли положение. А иногда она чувствовала, как он недовольно шевелится, когда в усадьбу приезжал пастор.
Однако уверенности в этом у нее не было.
Два раза Ингрид прибегла к помощи корня. Однажды хозяйская свинья никак не могла опороситься, несмотря на то, что Ингрид читала над ней заклинания, которые, знала с детства. И тогда, любя животных, как и все представители ее рода, Ингрид прикоснулась к свинье корнем и прочитала заклинание, слова которого по наитию пришли ей в голову. Свинье сразу полегчало, и на свет один за другим появились десять крохотных поросят.
В другой раз вода в колодце замерзла так сильно, что Ингрид никак не могла разбить лед. Убедившись, что на нее никто не смотрит, она прикоснулась ко льду корнем и прочитала заклинание. Потом ушла в дом за ведром, а когда вернулась, лед в колодце растаял и она смогла набрать воды, сколько нужно,