— Мне кажется, что Вемунд мог бы сегодня и появиться — он ведь получил приглашение. Ты от него что-нибудь слышал?

Красивый Арнольд Тарк поправлял кружевной шарфик. На его лице были явные признаки усталости.

— Вемунд пропадает в конторе уже несколько дней. Он и пара исполнителей из ведомства инкассации.

У него тряслись руки, и он никак не мог справиться с шейным платком.

— Вемунд позволяет себе какие-то глупости, — с презрением произнесла госпожа Эмили. — Так оскорбить Мандрупа. Якобы мой двоюродный брат виновен в растрате!

— Д-дело еще х-хуже, чем ты думаешь, милая Эмили.

— Что значит хуже? — резко спросила она.

— Мы были слишком несообразительными — я и Вемунд. Мандруп получил слишком большую свободу. Слишком большую.

— Чепуха! Стоило ему немного ошибиться со счетами, как ты уже готов пуститься во все тяжкие. Тебе не следовало передавать дело так рано Вемунду. Его там никогда не бывает — он то в лесу, то на реке. Так дело не пойдет, я всегда это говорила. Бедный Мандруп, он работал в этой конторе на износ за Вемунда.

— Ну уж, на износ. Это, пожалуй, не совсем точное слово, — промямлил Арнольд Тарк, но он побоялся сказать это достаточно громко, чтобы его услышала жена.

Эмили жаловалась.

— Я не понимаю, что произошло с Вемундом. Он всегда был такой милый и послушный мальчик. Ты думаешь, что я его упустила из-за Лиллебрура, когда они были маленькими?

Арнольд не осмеливался отвечать. Но он думал о том, что, по существу, были упущены оба сына. Их мать почти всегда была с ними, но та любовь, которую они получали от нее, была ни чем иным, как требованием с ее стороны. Чтобы мальчики ее боготворили, ублажали во всем.

Или он был сейчас несправедлив? Он был раньше так редко дома, сконцентрировавшись полностью на работе компании. То, что Лиллебрур обожал свою мать, сомнению не подлежало. Так что она должна была им что-то дать? Лиллебрур считал, что он любим своей матерью.

А Вемунд?

Что произошло с этим парнем в последние годы? Почему он покинул родительский дом? Лиллебрур утверждал, что Вемунд совершил такой дурной поступок, что не в состоянии больше смотреть своим родителям в глаза.

Но он ведь знал, что его отец готов ему все простить! И его мать тоже. Ей так нравилось показывать на обозрение своих красавцев сыновей. Разве он не понимает, какую боль причиняет своей матери? Она уже не может рассказывать другим о двух своих сыновьях…

У Арнольда появился странный привкус во рту от своих собственных слов — ему не хотелось глубже копаться в том, о чем он и думал. Было проще размышлять о том, чем Вемунд занимается сейчас. Ревизией экономического положения компании.

Арнольда затрясло.

Главным образом оттого, как он сможет сообщить Эмили, что же произошло в действительности. Пусть сначала состоится этот прием — он не хотел портить ей веселье.

Всю свою жизнь Арнольд посвятил тому, чтобы угождать своей Эмили. Вначале из любви. Затем по устоявшейся привычке. А потом из страха.

Вошла горничная.

— Прибыл господин Мандруп Свендсен.

— О, Мандруп, — расцвела Эмили. — Пусть он войдет!

Огненно-красное лицо Мандрупа Свендсена было более пунцовым, чем обычно. Кожа блестела от пота, и по его глазам было видно, что он сегодня крепко выпил. Но он не желал упускать шанса побывать на вечеринке, как бы плохо дела ни обстояли в компании. Он уже все распланировал: на следующее утро он заказал экипаж, который отвезет его в порт. Оттуда уходило судно в Данию, а затем он собирался перебраться в Германию. У него было припасено достаточно наличными…

Здесь, на маскараде, ему было спокойно, спокойнее, чем у себя дома.

— Эмили, я просто больше не могу надеть костюм Робин Гуда — он ужасно сел, — сказал Мандруп. — Нет ли у тебя римской тоги, в которую я мог бы завернуться? И лаврового венка и пары сандалий? Не нарядиться ли мне в Цезаря?

— Скорее в Нерона, — пробормотал Арнольд Тарк.

— Мы сейчас что-нибудь тебе найдем, дорогой, — сказала Эмили, вставая. Опять появилась горничная.

— Прибыла госпожа Элизабет Паладин.

— Ну, наконец-то, уже время! Марта, и отныне называй ее маркграфиней.

Арнольд уже вышел встречать Элизабет, которая ему нравилась. У него были нехорошие предчувствия по поводу того, как сложатся отношения между нею и Эмили. У его будущей невестки довольно большая сила воли, а таких Эмили обычно любила усмирять.

«Но, Бог мой, как же решительно выглядит поднимающаяся по лестнице Элизабет, — подумал он. — Это не обещает ничего хорошего!»

В столовой был накрыт ужин. Слуги постарались на славу, работая как рабы, боясь угроз госпожи Эмили, завуалированных ангельской мягкостью.

Начали один за другим подъезжать экипажи со знатными гостями. Редко кто отказывался от участия в костюмированном балу в Лекенесе.

К ужасу Мандрупа Свендсена пригласили и полицмейстера. Сколько мог знать этот человек? Нет, очевидно, скандал о компании Тарка еще не достиг его ушей. А мелких судебных исполнителей сюда не приглашали. Он мог чувствовать себя в безопасности. Наверно…

От пота тога прилипла к спине.

А в это время в городской дом Карин пришел визитер. Доктор Хансен поинтересовался, не желает ли она совершить с ним поездку в город в такую теплую погоду. «Да, конечно, с удовольствием». И она заторопилась переодеться к выезду. «А нельзя ли вновь отправиться к прекрасному дому?»

Доктор немного колебался, но затем кивнул головой. Если он не ошибается, то он знает в этом доме посудомойку, которая как-то обращалась к нему за медицинской помощью. Она могла бы показать Карин усадьбу изнутри. Хотя бы ее часть. Необязательно было встречаться с владельцами, теми, кто, согласно Вемунду и Элизабет, могли задать нежелательные вопросы. И вообще это походило на преувеличенную осторожность со стороны Вемунда.

Доктор не знал, насколько опасен был Лекенес.

Карин от нетерпения хлопала в ладоши, затем она отдала распоряжения госпоже Воген относительно Софии Магдалены, поцеловала любимое дитя и удалилась.

В это время к дому подошла госпожа Шпитце.

Дверь открыла госпожа Воген.

— Нет, госпожи Элизабет Паладин сейчас нет дома.

— Бог ты мой, а мне сказали, что это срочное дело! А до конца недели у меня не будет времени…

— Если дело срочное, то… Я знаю, где она…

Итак, госпожа Шпитце получила адрес Лекенеса. Но ей не дали имен тех, кто там проживал.

Наверно, ей нужно было их назвать?

Или, может, нет? Наверно, то, что произошло, было наилучшим вариантом.

Гораздо позже на пороге дома Карин появился Вемунд, усталый и расстроенный после совместного с судебными исполнителями изучения документов.

Он повстречал лишь госпожу Воген.

— Где Элизабет?

Вемунд не видел ее два дня.

— Госпожа Элизабет ушла на прием в Лекенес.

— Ах да, этот проклятый прием — я о нем совсем забыл. А где госпожа Карин?

— Госпожу Карин забрал доктор Хансен. Они хотят прокатиться в экипаже.

— А, ну это для нее хорошо. А как наша маленькая девочка? Она оправилась от простуды к завтрашним крестинам?

— Полностью поправилась, господин Вемунд. Она сейчас спит, но если Вы хотите?..

— Нет, не хочу ей мешать. А доктор Хансен сказал, куда они собираются ехать?

— Я слышала, как они говорили что-то о посещении старого пациента в красивой усадьбе. Это, должно быть, Лекенес, не правда ли?

Вемунду стало одновременно холодно и жарко.

— Что? Но я же говорил…

Нет, он этого не говорил. И, очевидно, Элизабет тоже. Госпожа Воген была не виновата в этой катастрофе, доктор Хансен тоже был не виноват. Элизабет тоже не знала всего о том, почему Карин не должна была там показываться. Только на нем была вина за это. Он забыл сказать доктору Хансену, чтобы тот не возил ее туда больше. Он тихо простонал.

— Госпожа Воген, я должен тотчас же туда отправиться! Хотя я этого не хочу, но я должен поехать туда сейчас. Как давно они уехали?