У Ренаты действительно начались сильные боли. Не привыкшая к каким-либо трудностям, она едва выносила свои страдания. Этот ребенок был ей не нужен, он станет только обузой. Хорошо, конечно, что она сможет нанять сиделку, это уж она сделает обязательно, и этой сиделке придется взять на себя все заботы о ребенке. Рената хотела вновь чувствовать себя свободной. Стройной и красивой, а еще одеваться в самые модные одежды, а не в этот балдахин, в котором она была вынуждена ходить все последнее время.

Как же она ужасно теперь выглядела! А он к тому же все время пихался, этот несносный малыш!

В общем, Рената не испытывала каких-то особых материнских чувств.

Ей не хватало родителей, которые были ради нее готовы на любые тяготы, все решая и устраивая за нее. Карл Берг был, конечно, хороший, но темперамента в нем явно не хватало. Ей все время приходилось втолковывать ему, что нужно сделать, а это было так утомительно. Как бы то ни было, им удалось-таки найти повивальную бабку, а та настояла на том, чтобы позвать еще и врача, более опытного в делах родовспоможения. При этом она говорила, что состояние Ренаты ей очень не нравится.

Потом к ней зачастили ее сестрицы, рассказывая всякие ужасы о том, как трудно рожать, и она в бешенстве выгнала их всех за дверь.

Наконец наступил момент, которого так ждали. Все были на месте, и только врач хмурил густые брови, беспокоясь, как пройдут роды.

Ренате так и не показали ее нежеланного ребенка, и это было проявлением высшего милосердия к ней. Карлу тоже не разрешили посетить жену после родов. Врач категорически запретил любые визиты и хлопотал главным образом вокруг упавшей в обморок сиделки.

Но ребенка Карлу в конце концов дали, хотя и после нескольких часов тяжелых раздумий и сомнений врача. Теперь он, Карл, остался вдовцом после короткого и не особенно счастливого брака. В те времена смерть при родах не была таким уж редким явлением. Напротив, это была довольно распространенная причина гибели многих женщин. Но тут случилось что-то совершенно особенное.

Никогда раньше доктор не видел такой ужасной смерти! Роженица, к счастью для нее, довольно быстро потеряла сознание и так и не поняла, что с ней происходило.

Самым ужасным во всей этой прискорбной истории был ребенок, которого врач с трудом заставил себя взять на руки. Дело в том, что он был глубоко религиозным человеком. Иначе он бы быстро избавился от лежавшего перед ним окровавленного и исходящего в крике существа. Но для врача лишать кого-то жизни было самым страшным грехом. Поэтому он оказался перед сложной дилеммой. Вопрос заключался в том, был ли этот ребенок человеком или порождением ада.

В конце концов он собрался с духом и разрешил обмыть и запеленать новорожденного. Затем он понес его на далеко вытянутых руках, как можно дальше от себя, из комнаты туда, где ждал беспокойный отец.

После этого они с сиделкой исчезли из дома, не теряя ни секунды.

В тот вечер, когда бездыханное тело Ренаты уже увезли в морг, совершенно подавленный Карл Берг долго сидел в гостиной, предаваясь тяжелым раздумьям. Теперь ему предстояло взять на себя совершенно несвойственную ему роль детской няни — по крайней мере на какое-то время.

Карл Берг был мягким человеком. Но сейчас внутри него поднималась волна всесокрушающей ярости.

Он не испытывал более никаких сомнений, как был зачат этот ребенок. Увидев его в первый раз, он в ужасе отпрянул. Угольно-черные всклокоченные волосы, отталкивающие черты лица, заостренные плечи — ах, Рената, Рената — да еще и желтоватый оттенок кожи. Все это сразу вытолкнуло в сознании слово — «подменыш»*. [53]

А затем ребенок открыл глаза. По-кошачьи желтые зрачки метались из стороны в сторону, ища точку, на которой можно было бы остановиться. Едва увидев эти глаза, он все понял!

Почему же Рената сохранила от него эту тайну? Она же должна была знать. Она должна была знать!

Как же она его подло обманула!

А почему он, собственно говоря, должен брать на себя заботу об этом чудовище? Ради Ренаты он еще был готов принять бремя отцовства. Но Рената мертва. И к тому же она его обвела вокруг пальца!

Никогда раньше не испытывал Карл Берг такого бешенства, оно захлестывало его все новыми и новыми волнами.

Нет!

Он решительно вскочил на ноги. Не будет он возиться с этим ребенком. Этот подменыш, этот маленький чертенок! Придется настоящему отцу взять на себя заботу о нем!

В этот момент Карл Берг не предполагал, как долго ему предстоит искать Сёльве.

С новым торговым консулом работать оказалось гораздо сложнее, к тому же Сёльве не видел смысла в том, чтобы вечно ходить в секретарях.

Ему надо сменить поле деятельности. Найти место с большей перспективой.

Это не должно было представить каких-то трудностей, ведь теперь он овладел немецким не хуже уроженцев Вены. Во всяком случае, он мог прекрасно изъясняться, а его акцент казался даже пикантным. Женщины часто указывали на этот акцент как на большой его плюс.

Он начал активно вращаться в деловых кругах, завязывая все новые контакты. В конце концов он нашел одного торговца готовым платьем, который был столь стар, что мог умереть в любой день. Он владел целой торговой империей, дела у которой, однако, из-за отсутствия твердого руководства шли все хуже.

Именно это и было нужно Сёльве.

Он умел себя подать в выгодном свете, поэтому без труда получил должность заведующего канцелярией.

Сёльве сразу почувствовал себя как рыба в воде. Он быстро стал незаменимым в работе, взяв на себя основные расчеты и переговоры, и дела фирмы быстро пошли на поправку. Спустя некоторое время Сёльве контролировал всю компанию.

Не испытывая угрызений совести, в один прекрасный день Сёльве отправил старика-торговца, который только мешался, к праотцам. Никто не заподозрил ничего худого, ведь купец был так стар и немощен!

По сути дела Сёльве стал единоличным хозяином предприятия, хотя формально оно ему и не принадлежало.

Но для него это было не важно. Он уволил всех слишком умных служащих, которые, по его мнению, совали нос куда не следует, и нанял вместо них покорных баранов. Тем самым он окончательно сосредоточил власть в своих руках.

Он действовал успешно. Предприятие процветало.

Никому и в голову не приходило проверить, откуда берутся деньги, так успешно протекала деятельность компании. Люди говорили о преуспевающем молодом человеке, который был так умен и так самоотверженно работал на благо дела.

Сёльве приобрел большой дом, ведь у него теперь были средства, записав его на фирму. Обустроив свое новое жилище, как это подобало его положению, он стал закатывать роскошные празднества, совращая одну за другой местных горожанок.

Им нравились его опасные, желтые глаза, наполнявшие их священным ужасом и восторгом одновременно. Они падали перед ним как спелые колосья под косой, замужние и незамужние — а потом свято хранили молчание о тайных любовных встречах, не говоря ни слова ни отцам, ни мужьям своим. Но и Сёльве был теперь значительно осторожнее. С его именем не должны быть связаны никакие скандалы, и он не желал видеть рыдающих женщин, умолявших спасти их честь.

Пока он не встретил женщину, достойную того, чтобы стать спутницей его жизни. Она должна быть красивее всех других женщин, обладать сказочным богатством и быть прекрасной любовницей.

Но такие сокровища, конечно же, на дороге не валялись.

И вот однажды вечером в начале 1775 года к нему в дом пришел какой-то человек. Он отказался назвать свое имя, сказав только, что принес подарок для Сёльве. Или, точнее, что-то, уже принадлежащее господину Линду фон Люди-льда.

Сёльве попросил швейцара проводить гостя в дом.

Он стоял у красивого изразцового камина в своем роскошном доме, когда в комнату быстро вошел мужчина с большим свертком в руках.