Когда они почти закончили обед, он грубо спросил:

— Какого черта такая женщина, как вы, становится учительницей?

Она откинулась на спинку стула:

— Я знаю, что вы предпочли бы учителя-мужчину.

— Вы не ответили на мой вопрос. Анна-Мария призадумалась:

— Было много причин. Попытаться быть полезной… Суметь хоть немного помочь этим бедным людям.

— Но ведь до того, как приехать в Иттерхеден, вы совсем не знали его, так что это не мотив, — издевательски проговорил он.

— Нет, но я…

— Выкладывайте! Я по вашим глазам вижу, что было что-то еще. Я понял это еще в самом начале.

Она удивленно посмотрела на него. А потом опустила глаза:

— Может быть, я хотела искупить вину.

— Искупить вину? А в чем вы виноваты? Анна-Мария закрыла лицо руками.

— Пожалуйста, не спрашивайте меня! Мне слишком больно говорить об этом!

Она почувствовала, что ей на запястье легла сильная рука. Рука совсем не грубая, она словно бы подбадривала. «Рассказывай, — сказала она. — Иногда выговоришься — и станет легче».

Она спрятала руки.

— Я сделала что-то не так. И я не знаю, что.

Он ждал. Глаза его были, как горячие черные колодцы, она никогда не видела таких глаз. Кожа вокруг глаз тоже была темная, поэтому они казались еще глубже, брови и ресницы были черны, как уголь.

— Мой отец погиб в войну с Наполеоном. Скоро будет три года. И рассудок моей матери помутился. Она так и не оправилась от горя, она лишь глубже погружалась в тяжелую ненависть к тем, кто забрал его у нее. Я… мне пришлось заботиться о ней. Я думала, что я все делаю правильно, что я являюсь поддержкой для нее, я пыталась говорить верные слова…

Глаза ее наполнились слезами, она все время нетерпеливо смахивала их.

— И вот… внезапно, однажды утром, когда я отдернула занавески на окне в ее комнате… Она покончила с собой ночью. То есть мне не удалось ей помочь, понимаете? Я никогда, никогда не прощу себе того, что случилось!

Он протянул через стол руку и положил на ее руку, она не противилась, потому что знала уже, какой теплой и сильной была эта рука.

— Не только вас одну в мире посещают такие мысли, — произнес он своим хриплым голосом. — Все, у кого кто-то из близких покончил с собой, винят во всем себя. Можно ли было что-то сделать иначе? Эта мысль гложет их всех. Но, как правило, они не виноваты. А в вашем случае совсем нет вашей вины. Я, конечно, не знаю, ни о болезни вашей матери, ни о том, какая она была по характеру, но не думаю, что вы могли что-то сделать, чтобы предотвратить несчастье. Ведь вы делали все, что могли, правда?

— Я так считала. Стремилась, во всяком случае, сделать все, что могу.

Он помолчал мгновение, пристально изучая ее.

— Но как вы оказались в Иттерхедене?

Казалось, что говорить сейчас стало легче. И потому, что она смогла с кем-то поговорить о своих проблемах, и потому, что сейчас ей приходилось говорить о совсем других вещах.

— Меня рекомендовала кузина моей матери. Она подруга Керстин Брандт.

Коль не смог удержаться от невольной гримасы. Она лишь на долю секунды появилась на его лице, но Анна-Мария ее заметила.

— И вы согласились на эту работу? — спросил он. — Не поинтересовавшись, на что соглашаетесь? Она отвела глаза. Слегка улыбнулась.

— Знаете, я встретила Адриана Брандта впервые много лет назад. Я тогда была еще ребенком, но он стал для меня каким-то принцем, о котором можно было только мечтать. Я… хотела увидеть его снова.

— И… он по-прежнему был принцем? Эти слова прозвучали очень сухо. Анна-Мария ответила задумчиво.

— Было бы несправедливо думать, что живой человек действительно может соответствовать мечте.

— Но, тем не менее, вы выйдете за него замуж? Она крепко сжала руки.

— Он… просил меня об этом. Я очень удивилась. Но я не хочу обсуждать других в их отсутствие.

Коль ехидно улыбнулся ее явному смущению. Она не могла найти верные слова, но он оставил эту тему.

— И теперь вы хотите искупить вину? За то, что вы «предали» свою мать? Анна-Мария просияла.

— Да, — быстро сказала она. — И уже начала.

— Да неужели? И как же?

— Знаете детей кузнеца? У которых чахотка? Я… Понимаете, я из довольно интересного рода, который зовется Люди Льда. Он на самом деле норвежский. И у нас в роду есть люди с необыкновенными способностями к врачеванию. Вы и представить себе не можете. Я написала одному из них. Он живет в Норвегии. Попросила его прислать лекарство. Он уже вылечивал легочных больных раньше.

Коль смотрел на ее раскрасневшееся оживленное лицо.

— Мне больно лишать вас иллюзий, но я думаю, вы уже опоздали. К тому же никто никогда не слышал, что чахоточные могут выздороветь!

— А я верю, — сказала она упрямо. — И еще я хочу что-то сделать для Эгона.

— Вы это уже сделали. Но берегитесь, не вмешивайтесь во все это слишком активно!

— Конечно, я сделаю это тактично. Позабочусь о том, чтобы он хотя бы немного ел на перемене. И еще — мне так жалко Клампена, который потерял всякую связь со своей дочкой…

— Да уж, это не слишком веселая история. Но здесь вы едва ли сможете что-то сделать. Эта потаскуха, на которой он был женат, хорошо спряталась. Вероятно, в Стокгольме. Что, вы хотите спасти кого-то еще?

Она чуть улыбнулась.

— Я очень хочу помочь Кларе, разумеется. Она такая хорошая.

— Вы правы.

— И еще…

Анна-Мария позабыла о своем прекрасном воспитании, наклонилась через стол и схватила его руки.

— И еще мне очень хочется поставить с детьми спектакль на Рождество. Однажды мы ставили его, когда я была маленькая, и я прекрасно помню, как все было. А Бенгт-Эдвард может быть Ангелом Господним, который поет весь текст. И еще я хочу помочь ему, Коль! Они хотят, чтобы он пел на ярмарках и зарабатывал деньги, но так он только загубит свой потрясающий голос! Я хочу оплатить его обучение, чтобы у него был настоящий учитель пения, и он смог бы добиться чего-то большего.

Коль осторожно высвободил руки и как бы чуть-чуть отодвинулся от нее. Он глубоко вздохнул и сказал:

— Не пытайтесь пересадить шахтерского ребенка на слишком благородную почву, так вы можете уничтожить его. А что касается рождественской пьесы, то забудьте о ней! Что бы вы ни делали, это будет стоить семьям денег, а если они чего-то и боятся, так это ненужных расходов. У них ничего нет, неужели вы не понимаете? Если бы вы узнали, какое нищенское жалованье они получают, вы бы ужаснулись!

Анна-Мария была слишком увлечена, чтобы как-то отреагировать на его последние слова.

— Но им это ничего не будет стоить, я за все заплачу сама, у меня есть возможность. И за образование Бенгта-Эдварда тоже! Эти деньги для меня — пустяк.

Коль замолчал.

— Так значит, поэтому, — тихо произнес он… Потом выругался: — Черт! Он встал.

— Будет лучше, если вы сейчас пойдете домой. Клара может начать волноваться, чего доброго на пустошь пойдет.

— Да, разумеется. Я, наверное, ужасно много болтала.

Она натянула накидку, и они вышли из дома. Коль собирался проводить ее до того места, с которого она могла бы видеть поселок. Он молчал, да и ветер был такой, что много говорить им не пришлось.

Но когда они подошли к скалам и должны были попрощаться, Анна-Мария сказала:

— Вы сказали, что рабочие получают нищенское жалованье?

— Да, это так.

— Но Адриан такой прекрасный человек! Как же он может?..

Коль хмыкнул и отвернулся.

— Но разве шахта не приносит доход? — спросила она жалко. — Адриан говорил, что там добывают железо.

— Железо! — горько сказал Коль. — Да, ну конечно, мы этим и живем. И еще другое, совсем малоценное. Нет, все это нереально! Это все от тестя Адриана Брандта. Ему заморочил голову какой-то восторженный сумасшедший, который утверждал, что нашел в Иттерхедене золото. Старик тоже совсем потерял покой из-за этого и начал разработки. А зять теперь идет по его стопам. Так же рьяно и так же бесполезно! И на это я должен тратить свою жизнь.