— Вы ничего не слышали тогда? — спросил граф. — Плач ребенка или что-то вроде этого?

— Что-то не припомню. Но я мог этого и не заметить.

Суль была уже возле двери в типографию. Старший печатник открыл ее.

Снова они вошли в типографию, на этот раз с бокового входа.

— Запах, — тихо произнесла Суль. — Да, это здесь!

— Как же мог мой маленький сын зайти сюда! — убивался граф. — Так далеко от дома! Нет, не могу в это поверить! Где же он, наконец, может быть? Здесь же нет никаких тайников!

— И печатник, бывший здесь в воскресенье, должен был видеть его, — сказал Даг. — Нет, Суль, теперь я вижу, что ты на ложном пути.

Но Суль не отступала. Множество мыслей и видений проносилось в ее голове. Обращаясь к парню, она взволнованно произнесла:

— Что Вы делали, когда вернулись, вспомните! Это важно!

Он растерянно уставился на нее.

— Это было последнее, что я сделал, перед тем, как уйти домой: я запер дверь.

— Расскажите поподробнее, как Вы вышли во двор и снова зашли через дверь.

Он неохотно подчинился.

— Сначала я закрыл за собой дверь. Вот так. Потом я проверил, все ли готово к работе в понедельник. Убрал кое-какие разбросанные вещи, потом вышел через главный вход и запер дверь.

— И это все?

— Все. Да, разумеется, я запер дверь склада тоже.

— Дверь склада? — разом воскликнули все.

— Да, она находится там, за полками. Рядом с боковой дверью. Я постоянно забываю про нее, ведь мы бываем там так редко.

Граф метнулся туда. Это была низенькая дверца прямо под полками. Он попробовал: дверь была заперта.

— Она была открыта в воскресенье?

— Да, я был там и кое-что взял.

— Куда она ведет? — спросил Даг, пока печатник открыл дверь.

— За ней начинается проход вдоль задней стены дома. Там мы храним все то, чем редко пользуемся. Там валяется старый железный лом, и у нас нет времени разобрать все это.

Дверь отворилась, и они вышли в узкий проход, заваленный всяким хламом.

— Пусть Суль идет первая, — сказал Даг.

Ее пропустили вперед.

— У вас тут нет никакой каморки?

— Нет, эта дверь ведет на колесный склад в другом дворе, видите…

Старый печатник внезапно остановился.

— Опять закрыли эту дверь! Она ведь всегда была открыта! Ведь это единственная дверь, ведущая на склад, соседняя же дверь раньше всегда была закрыта.

Его сын спросил:

— Скажи, разве старый пресс не стоит в проходе?

— Да, а что, разве он мешает кому-то? Мы ведь не лазаем через весь этот старый железный хлам. Ой, дверь заперта! Изнутри!

Граф ударился о дверь плечом. Сначала она не поддавалась. Даг надавил пальцами на угол двери, что-то щелкнуло внутри. Щеколда?

— Помогите-ка мне! — сказал он.

Ощупав край двери, молодой печатник взял железный прут и надавил им на дверь. Щеколда приподнялась, дверь открылась.

Они увидели тесное помещение с точно такой же дверью на противоположной стороне и старый деревянный печатный пресс с зажимами. На полу, среди хлама, лежал, прислонившись щекой к прессу, маленький мальчик в пурпурно-красной бархатной одежде, промокшей сзади.

У графа вырвался крик, похожий на всхлип, он бросился поднимать маленькое, беспомощное тело.

— О, Господи, — шептал он. — О, Господи, Господи!

— Вот это да, — произнес старый печатник. — Подумать только, что он лежал здесь! Но откуда вы узнали?..

Даг и сам был не прочь разобраться во всем.

— Мы напали на след, — сказал он. — Но это просто удивительно, что Вы ничего не слышали!

— Едва ли можно было услышать что-то, находясь в мастерской. Там стоит такой грохот. А на склад, как я уже говорил, мы ходим крайне редко. Подумать только, какая трагедия… Этот ползунок заблудился здесь, в темноте!

Они вернули в мастерскую.

— Он жив? — дрожащим голосом спросил судья. — Альбрехт, ответь папе! Его нужно сейчас же отнести к врачу…

— В этом нет необходимости, — спокойно сказал Даг. — Суль помогает отцу уже целых пять лет, и она почти так же сведуща во врачебном искусстве, как и он.

— Даже больше, — без ложной скромности заметила Суль. — В своем роде. Мне бы еще его целительные руки. Дайте мне ребенка! Давайте же!

После минутного колебания граф передал ей беспомощный, маленький комок.

— Да, теперь бы так пригодились руки Тенгеля, — сказала Суль. — Но мальчик жив, господин судья, в этом нет никаких сомнений, хотя жизнь уже готова была уйти от него…

«Ну, это уж ты преувеличиваешь, — подумал Даг. — Мальчик не так уж плох. Он протянул бы еще пару дней. Суль всегда драматизирует, чтобы сделать жизнь более напряженной, чем она есть на самом деле».

— Ему нужно дать попить, — продолжала Суль. — Нехватка влаги самое опасное.

— Вода здесь плохая, — сказал печатник, — мы используем ее только для работы. Но у нас есть немного вина…

— Выдержанное? — спросил судья.

— Первоклассное.

— Попробуем, — сказала Суль, сомневаясь в этой характеристике. Пока мужчины наливали вино, она теребила мальчика.

— Я не могу ничего сделать, пока он не проснется, — сказала она. — Ну, просыпайся же, маленький авантюрист!

Она слегка ударила мальчика по щекам, но отец возмутился.

— Нет, не надо! — запротестовал он.

— От этого ему не будет вреда, — отрезала Суль. — Вот! Он проснулся!

Щурясь на свет, мальчик осторожно открыл глаза.

— Благодарю тебя, Господи! — прошептал граф. Суль не была согласна с ним по части того, кого ему следует благодарить, но мудро промолчала.

— Дайте скорее вина, — сказала она, — а то он уснет опять…

Все окружили мальчика. Тот сделал пару глотков, на лице его появилась гримаса, и он принялся громко плакать.

— Ну, ну, папа здесь, — пытался успокоить сына граф, беря его из рук Суль. — Теперь все в порядке!

Мальчик снова заснул — или потерял сознание — у него на плече. Глаза графа наполнились слезами, с которыми он никак не мог, справиться. Слезы текли неудержимо — это были слезы благодарности.

— Ему необходимо как можно скорее дать общеукрепляющие средства, — сказала Суль, идя рядом с графом и не спуская глаз со спящего. — Вы позволите мне ухаживать за ним?

— Конечно, если Вы будете так любезны! Но не говорите ничего моей жене, — попросил он. — А то как бы не вышло беды. Надеюсь, она все еще спит.

В доме началась бурная деятельность. Взбудораженные слуги носились туда-сюда, повинуясь указаниям Суль. Грязная, зловонная одежда была снята, мальчика искупали. Он снова проснулся, и Суль дала ему теплый грог со всеми имеющимися у нее укрепляющими средствами. Ей нравилось быть центром всеобщего внимания, представляя дело более значительным, чем оно было в действительности, давая понять каждой своей позой и сдвинутыми бровями, что принимает важное медицинское решение.

Глядя на нее Даг улыбался: уж он-то знал свою сводную сестру!

Мальчика вынули из ванной, быстро вытерли теплым полотенцем, няня надела на него сухую одежду, его маленький поцарапанный нос аккуратно смазали. Все были счастливы.

— Он ведь вернется к жизни? — спросил граф у Суль.

— Конечно! Только не переохлаждайте его и продолжайте давать средства, которые я назначила! Следите, чтобы у него не началась лихорадка, постепенно увеличивайте порции еды!

«Вылитый отец!» — подумал с улыбкой Даг.

— Хорошо, — облегченно произнес граф. — Могу ли я попросить кого-нибудь разбудить мою жену?

Пожилая служанка поднялась к графине, и тут же послышался вопль, сопровождаемый быстрыми шагами по лестнице.

— Альбрехт! — воскликнула графиня, еще не спустившись со ступеней. — Правда ли это?! Я не могу поверить, не могу поверить, не могу…

Она стояла в дверях, бледная, готовая упасть без чувств.

Граф взял мальчика на руки. Она опять громко заохала, и в следующий миг была уже рядом с мужем, схватила на руки сына. Она прижала его к себе с такой силой, что тот бурно запротестовал.

Суль подумала, что было бы лучше, если бы граф отправил жену спать, пока они возятся с мальчиком, иначе она не оставит их в покое. Ее усадили на стул, дав возможность успокоиться. Через некоторое время она пришла в себя настолько, что смогла говорить.